— Я сейчас понял, почему мне не везет в любви.
— И почему?
— Все англичанки жутко чопорные, а меня обычно привлекают девушки без комплексов, отзывчивые, как американки. Пора съездить в Америку, там я сразу найду девушку... Что скажешь?
— Скажу, что это чушь, Коллин.
— Нет, приятель, не чушь, американки западут на мой забавный британский акцент.
— У тебя нет забавного британского акцента.
— Есть. Все, я еду в Америку.
— Коллин, ты рыжий, уродливый британец и смирись с этим.
— Никогда! Я Коллин — бог секса. Я просто родился не в той стране.
Никогда, никогда не доверяться никому так безудержно и с такой откровенностью.
Дурак, — сказал он себе, — запомни, дурак, никогда нельзя рассчитывать, что другие будут разделять твои чувства или твоё настроение.
— Я только что спас Вам жизнь, а Вы чуть не убили меня!
— Тогда мы в расчёте!
— Ладно, Тони, а чем тебе любовь не нравится?
— Любовь — форма предвзятости. Любишь то, в чем нуждаешься, любишь то, от чего тебе хорошо, любишь то, что удобно. Как ты можешь говорить, будто любишь одного человека, если в мире, может, десять тысяч людей, которых ты бы любила больше, если б знала? Но ты с ними не знакома.
Мы с Джеем были почти неразлучны, и мне даже было странно столько времени провести в одиночестве… Вернее, не в одиночестве, а на карате и с друзьями, но это было не то же самое. Я делал то же, что всегда делал по субботам до его появления… Но мне не хватало его так сильно, как может не хватать части тела. <…> Мне не было скучно, но я скучал.
— Нет, просто… Я чувствую, как удаляюсь от того, что было. Я уже далеко зашел. Это все становится похожим на жизнь, такую, какой она должна быть. Это… звучит как полная бессмыслица, да?
— Нет.
— Это все ты. Ты идешь вперед и уводишь меня за собой. Иногда мне кажется, что я вижу то, что ждет впереди, и мне страшно, потому что это все еще слишком далеко… Но ты продолжаешь идти, и мне тоже ничего не остается, как поспевать за тобой. Может быть, мы действительно сможем добраться куда-то.
— Конечно, сможем.
Ты уйдешь дальше, я знаю. Я только надеюсь не потому, что тебе понадобится убежать от меня.
От правды можно прятаться очень долго, пока все не зайдет слишком далеко.
— Похоже, ты знаток бабочек.
— Мы их изучаем в медицинской школе. Насекомые, животные, люди. Ты даже не представляешь, сколько у нас общего.
— Да?
— Ты знала, что жуки целуются?
— Нет.
— Точно...
— Как?
— Жук трется усиками о жучиху.
— А что делает жучиха?
— Если он трется как надо, они начинают строить планы на будущее, например, на вечер. Да... медицина — удивительный предмет.
— Когда я был молод и мне случалось увлечься, я всегда соблюдал золотое правило: ни под каким видом не заниматься любовью натощак.
— Значит, вы никогда не любили, — парировала Тони.
Маман всё-таки ждала нас. Она уже сидела за кухонным столом, попивая чай и шурша газетой. На плите что-то шкварчало, булькало, парило. Похоже, она снова пыталась наготовить побольше вкуснятины, чтобы накормить нас на неделю вперед. Эта обычная, домашняя картина заставила меня застыть в проеме кухонной двери. Я едва мог дышать из-за комка в горле, и мне больше всего на свете хотелось ступить еще пару шагов и оказаться там, с ней. Но было поздно. Я уже не принадлежал этому миру. Преграды между нами не было видно, но она была. Она ощущалась.
- 1
- 2