— Сколько пальцев я показываю?
— Четыре?
— Скажи два.
— Два?
— Отлично, вставай. Давай. Вали на поле. И захвати клюшку.
Слушайте сюда: если кто-нибудь увидит Айзека Лейхи, немедленно сообщите директору, оповестите учителей или позвоните мне. Кроме тебя, Гринбер. Не звони мне, ясно? Я не шучу. Не вздумай звонить мне. У тебя номера моего вообще не должно быть.
— Я играю. На поле. С командой.
— Да, а ты, что, хочешь играть один дома?
— Уже играл, два раза.
Если бы я мог ставить тебе оценки за то, как сильно ты меня раздражаешь, ты был бы отличником.
Часть меня хочет поинтересоваться, а другая говорит, что ответ будет более волнующим, чем я могу себе представить, поэтому я... я... я лучше пойду.
Гринберг, да он слабак, ты тоже слабак, но получше.
— Это был сарказм. Тебе знаком такой термин?
— А то. [смотрит на Стайлза]
— Тренер, может остановимся минут на пять, чтобы сходить в туалет, мы торчим тут уже три часа... До следующей же остановки 60 миль!... Сидеть взаперти несколько часов не хорошо... Наши мочевые пузыри уже не... Тренер... Вы же... Можно... Прошу... Да дайте сказать! Я... Каждый раз...
— Стилински, а ну сел на место!
— Ладно!
– Я хочу подать заявку на капитана команды.
– Уже слишком поздно, я ж сказал: до конца дня.
– Но Вы не сказали, что до конца учебного дня.
– Эй. Почему ты передумал?
– Я подержал за руку парня.
– Понимаю. Очень понимаю.
МакКолл, не знаю, почему, но то, как тебе больно, доставляет мне особое удовольствие, серьезно!
- 1
- 2