Анатолий Оноприенко – цитаты

Людей мне не было жалко и сейчас не жалко. Просто я по-другому воспринимаю эту жизнь, все по-другому воспринимаю.

Люди сейчас не ценят жизнь, они по мелочам начинают выбрасывать какие-то свои националистические, шовинистические, фашистские такие вот всплески. А чтобы им мозги вставить, они должны видеть все эти ужасы сами: генералы должны видеть эти ужасы, политики, тогда им сразу перехочется драться...

Сегодня открытая жизнь, какой-нибудь бизнесмен или спортсмен — это голимая мишень, за которой постоянно кто-то охотится.

Смотрю: в одной комнате спит девочка, в другой — молодая женщина лет 25. У нормального человека могла бы появиться мысль: связать и изнасиловать. А у меня — нет. Я ходил и рассматривал спящих, как зверь. Мне было жаль тратить на них патроны.

[Диалог с судьей]:

— У вас есть родственники?

— У меня нет родственников. Если им надо будет — они сами себя назовут. Я от них отказываюсь. Я с семи лет в детском доме.

— Родители?

— Отец ушел из семьи, когда мне был год, а когда исполнилось четыре — умерла мать. Откуда-то возникли отец с братом, определили меня в детдом.

— Значит, брат есть?

— Я отказался от него. Брат у меня был до ареста.

— Двоюродные братья и сестры?

— Я не помню. Я и за границей лечился в специальных учреждениях, и в киевском дурдоме лежал. Поэтому не помню.

— Вы отказываетесь давать ответы? Чем вы это мотивируете?

— Тем, что голова есть на плечах, — что-то помнит, что-то нет...

— Во время службы в армии в 1977—1979 годах вы принимали участие в боевых действиях?

— Последние полгода принимал участие в битве за урожай.

Нет такой тюрьмы, из которой нельзя было бы сбежать, есть сверхъестественные силы, которые помогут мне в этом.

Паспорта у меня не было, зато я постоянно носил с собой обрез. Он был у меня вместо паспорта. Если бы кто попросил предъявить паспорт, я бы достал обрез, я бы стрелял.

Я хотел, чтобы люди боялись спать, боялись жить.

Я не просто убивал людей, я охотился на них, как зверь на зверей.

Это я делал не как человек, а как зверь. Зверство содеянного стояло на первом плане.

К этому меня склоняла неведомая сила. Кто-то все время мной управлял и подсказывал: «Убивай, убивай...». Помню город Бусск Львовской области. Я шел на это убийство, как на охоту на кабана. Я стрелял целую ночь, истратил магазин патронов. Хозяин квартиры брызнул мне в лицо из баллончика. Я спрятался, а когда слезы прошли, я снова сатанел и стрелял. Вот это была охота... Да, совершать убийства было для меня равносильно охоте. Я не боялся, что меня может задержать милиция, что во время убийств меня могут убить, и я считаю, что в каждом человеке есть зверь, и этот зверь во мне проявился с детства.

А мысль убивать возникла еще за пару месяцев до того, как я начал первые убийства делать. Поэтому я считаю, что эта мысль, в мае месяце, это был 1989-й год, эта мысль была не моя, она была очень интенсивная. Я прекрасно понимаю, что такое Оноприенко, что такое мои мысли, желания. А это было в 10 раз более желанно, вот как год не был с женщиной и ее желаешь, так же сильно мне захотелось убивать. Я прекрасно понимал даже в то время: что-то тут не то. А вот когда уже прожил эту жизнь, пострелял людей, начал анализировать, я понял, что эта мысль была не моя.

Я хотел показать бессилие людей, чтобы они боялись выходить на улицу.

Если вам много раз снится, что вы совершаете убийство, а потом, хорошенечко не проснувшись, делаете наяву то же самое — то делать это не страшно.

Если совершается несколько одинаковых убийств, то потом люди начнут бояться, отдадут все сами и еще укажут, кого можно ограбить. Именно с целью запугивания людей я решил совершить убийство в Братковичах. Корыстных целей я не преследовал. Конкретного плана у меня не было.

Когда я жил в Днепрорудном, у меня возле кровати всегда стояла заряженная винтовка. Попробовал бы меня кто-нибудь ограбить!