Ночь. Самое романтическое время суток. Говорят, что именно ночью чувства человека обострены, что именно в эти заветные часы, когда Солнце оставляет свой пост на небе, человек испытывает самые искренние и правдивые ощущения. Все самое волшебное происходит по ночам: свидания, прогулки, признания, любовь... Но ночь от того и темная, что хранит множество секретов. И лучше не вникать в них — Ночь не любит, когда примитивные суют нос в ее делишки. Она горда и упряма. И очень злопамятна. То, что было ночью, останется ночью.
О, это незабываемое ощущение танца... Тот момент, когда в мире существуют только две вещи — ты и музыка. Когда ты позволяешь себе отпустить все проблемы, бедствия и невзгоды, нависшие над тобой. Когда ты забываешь о делах, требованиях, просьбах. Когда ты остаешься наедине с самим самой. Когда единственное, что ты слышишь — это твое дыхание, стук твоего сердца. И это невероятное ощущение свободы, когда ты, словно птица, расправив крылья, взвиваешься в воздух, не обременённый никакими житейскими рамками и границами, полностью отдаешься своей душе, когда ты ведешь диалог со своим телом, изучая самые сокровенные местечки своего сердца, мыслей, чувства, желаний, влечений. Когда ты истинно чувствуешь себя частью природы, частью этого бесконечного, высокого и невероятного мира. Когда ты чувствуешь рядом с собой Создателя, ощущаешь его легкие, как перья, прикосновения и слышишь его невинный, как крыло бабочки, шепот. Когда ты — это Гармония, ты — это Чистота, ты — это Невинность и просто чистая душа. В танце человек познает себя, потому что он отдается ему каждой клеточкой своего тела, каждой своею мыслью и трепетом сердца. Потому что, когда мы танцуем, мы свободны.
Знаешь, с предками всегда тяжело. Они игнорируют, не обращают внимание, орут, постоянно надоедают и не уделяют тебе никакого внимания. Но они все равно любят тебя, по-своему, порой глупо, но любят.
Друг может предать, если будет дело жизни и смерти. Сколько раз бывало, что парни говорят: «Мы друзья, ты мой брат», а когда в подворотне на них нападет чувак с ножом, оба завизжат, как девчонки и наутек в разные стороны, забыв про «брата». А потом оправдываются: «Ну прости, чувак, я думал, ты меня прикроешь». Это не дружба. Дружба — это когда ты, видя рядом с другом маньяка, встанешь плечом к плечу, и вы вместе надерете грабителю его мерзкую задницу. Дружба — это когда ему требуется невероятная сумма для операции, и ты будешь, скорее, жить в коробке из-под ноутбука в самом грязном районе города, но соберешь все деньги до последней монетки. Дружба — это когда ты, не задумываясь, прыгнешь за другом и в кипяток, и в прорубь, лишь бы спасти...
И дождь смеется, довольный тем, что еще один смертный попал под его влияние. Ведь все эти муравьишки под дождем — смертны, их жизнь похожа на песок в бесконечных часах вечности. Каждая жизнь — это песчинка, которая тихо скатывается из одной части часов в другую, исчезая в сотнях таких же. А дождь, стихия, мир — вечны.
Знаете, по человеку можно много определить по тому, как он спит. Например, если он спит на спине, то можно сказать, что он открыт людям и ему нечего скрывать, даже ночью, когда он беззащитен. Если человек спит на животе, то он более скрытен или же просто ленив. А она... она спит как-то странно... Никогда не видел, чтобы люди так спали.
Она спит, свернувшись калачиком и сжав ногами одеяло. Оно начинается под ее головой, идет вдоль туловища и заканчивается ниже пяток. Так спят только очень одинокие люди, которые хотят тепла, хотят к кому-то прижаться ночью, а не к кому... Девчонка... она похожа на маленького котенка, такого хрупкого и беззащитного. Тяжело дышит. Ей снится кошмар. А я-то думал, ей все время снюсь я. Пф, кошмары... Они только детям снятся. Да она и есть ребенок — маленький ребенок.
Знаете, как это бывает: ты находишься рядом с невероятно дорогим тебе человеком, который находится на грани — одна нога еще на земле, а другую уже засосало болото тьмы, и ты не знаешь, за какой ногой последует тело, душа... Все, что тебе остается, — это сидеть рядом, успокаивать, уверять, что все будет хорошо, и обнадеживать, возможно, безнадежно больного, игнорируя нарастающую пустоту в груди, которую не закроют десятки других людей; а если человек еще и без сознания, то ты вообще не знаешь, а услышишь ли ты хоть раз его голос, улыбку, успеешь ли сказать «прости» и «прощай»? Или он уйдет тихо, как солнце за тучу, беззвучно, как лист падает на землю осенью, и у тебя останется только это страшное ощущение неизгладимой вины, что ты сделал не все, что ты мог больше уделять внимания, больше времени проводить вместе; если находишься на расстоянии, то чаще звонить, писать, меньше ссориться и вызывать недовольства. Но уже ничего не сделаешь — душа, к которой бы ты хотел обратиться, уже не рядом, а к телу не имеет смысла обращаться — это оставленная, уже ненужная оболочка когда-то дорогого и незаменимого духа, который являлся фундаментом твоего сердца. И когда этот кирпичик исчезает, растворяется в небытии, все рушится — планы, надежды, мечты... И остается эта черная и ненавистная дыра, из которой порой не удается вылезти до конца жизни...
Иногда учеба просто надоедает. Ну вот честно: сидишь часами в классе, душном, пахнущем учениками, слушаешь эти постоянные лекции, пытаешься что-то записать в тетрадку, чтобы на мозги учителя не капали, вздрагиваешь, когда тебя вызывают, воюешь за оценки, спишь, лежа на неудобной парте, игнорируешь режущий голод, рисуешь какие-то каракули на краях тетрадей и мечтаешь быть где угодно — дома, в кафе, в кино, да у черта на куличиках! — лишь бы не в этом надоевшем помещении, где ты проводишь 90% своего детства. Ну а разве нет? Нет, я все понимаю — будущее и так далее, но иногда просто хочется выть от этой учебы!
Скажи мне «нет» прямо в глаза, — он слегка нахмурил брови и сексуально прикусил губу на долю секунды, — скажи, — губы брюнетки дрогнули и приоткрылись, дыхание стало неровным, она порывалась что-то сказать, но никак не могла издать и звука. Она забыла, что стоит в забитом людьми коридоре колледжа, что десятки глаз не отрываются от ее лица. Она видела только одно лицо, одни глаза, одни губы. Она боролась, пытаясь выдать это такое необходимое и нужное «нет», но не могла. Она не смогла бы соврать, глядя в эти глаза, цвета плавленого горького шоколада, в которых сейчас горело что-то странное, неизведанное, дикое, необузданное, — так я и думал, — наконец сказал брюнет и, развернувшись на каблуках, вышел на лестницу.
А она осталась стоять, со сбитым дыханием, горящими щеками, ноющим телом, глазами, полными слез, и сердцем, которое стучало, как сумасшедшее.
Каждое отстойное мгновение перекрывают замечательные. Пусть даже отстойных больше. Лучшие того стоят.
Дождь стучит.
Никого нет.
Гремят капли.
Слабо мерцают фонари в полутьме.
Веселится стихия.
И я иду.
«Что за глупец?», — подумали, наверное, Вы. Что ж, я не отказываюсь. Все люди глупы, каждый по-своему. Кто-то только чуть-чуть, находится на самой поверхности глупости, а кто-то уже утонул в ней, как в болоте, без возможности вылезти.
Где нахожусь я в этом омуте?
Я плаваю.
То ныряю. То выныриваю. Порой захлебываюсь, до потери сознания теряю воздух. Порой сижу на шлюпке на самом верху, болтая ногами в черной глупости, и смеюсь над ней. Порой нахожусь между глупостью и высшей степенью ума. Вопрос только в том, в какой части находится Ваша голова. Если над водой, то вы властелин мира. У вас все получается, нет проблем, вы мечтаете, не врете, вам не врут, уважаете, вас уважают. А если вы — пардон — находитесь кверху задницей... Что ж... Там же и Ваша жизнь, простите за каламбур.
Нет вашей любимой цитаты из "Алекс Мелроуз. Мой темный квартет"? Добавить цитату