Не обольщусь и языком родным,
Его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком,
Непонимаемой быть, встречным!
Не обольщусь и языком родным,
Его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком,
Непонимаемой быть, встречным!
(Читателем газетных тонн,
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все — равны, мне всё — равно;
И, может быть, всего равнее...
Тоска по родине!
Давно, разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где — совершенно одинокой быть,
По каким камням домой брести,
С кошелкою базарной в дом,
И не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.
Тоска по родине!
Давно, разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где — совершенно одинокой быть,
По каким камням домой брести,
С кошелкою базарной в дом,
И не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.
Мне все равно, каких среди лиц,
Ощетиниваться пленным львом,
Из какой людской среды быть вытесненной —
Непременно — в себя, в единоличье чувств,
Камчатским медведем без льдины,
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Стих «Тоска по Родине». 1934 год.
Сквозь дрожащие пятна березы,
Сквозь все то, чем я смолоду жил,
Дорогими слепыми глазами,
Не смотри на меня, пожалей.
Но зато, о Россия, сквозь слезы,
Сквозь траву двух несмежных могил,
Сквозь дрожащие пятна березы,
Сквозь все то, чем я смолоду жил,
Дорогими слепыми глазами,
Не смотри на меня, пожалей,
Не ищи в этой угольной яме,
Не нащупывай жизни моей!
Ибо годы прошли и столетья,
И за горе, за муку, за стыд, —
Поздно, поздно! — никто не ответит,
И душа никому не простит.
Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
От слепых наплываний твоих.
Тот, кто вольно отчизну покинул,
Волен выть на вершинах о ней,
Но теперь я спустился в долину,
И теперь приближаться не смей.
Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
От слепых наплываний твоих.
Тот, кто вольно отчизну покинул,
Волен выть на вершинах о ней,
Но теперь я спустился в долину,
И теперь приближаться не смей.
Навсегда я готов затаиться,
И без имени жить.
Я готов, чтоб с тобой,
И во снах не сходиться,
Отказаться от всяческих снов;
Обескровить себя, искалечить,
Не касаться любимейших книг,
Променять на любое наречье,
Всё, что есть у меня, —
Мой язык.
Стих «К Росиии» 1939 год.
Верим и знаем, Великая Россия воскреснет и восстановится тогда, и только тогда, когда воскреснем и восстанем мы в молитвенной силе. Ибо Россия, это — мы, каждый и все, хотя и больше она каждого и всех. Ибо каждый из нас в своем подвиге собирает и созидает Россию и в своей косности и падении разоряет и бесчестит её.
Флоровский Г. В. «Евразийский соблазн»
Кавказ с его многовековой враждой — это историческая трагедия, но она объективна. Есть интересы малых народов, которые хотят сохранить свою индивидуальность, хотят самостоятельности, есть интересы большого государства. России, например. Которые не менее основательны, убедительны и имеют право быть. Столкновение интересов — это объективная реальность, неслучайно симпатии многих великих русских поэтов были на стороне малых народов. Они понимали их трагедию жизни. Не может большая страна отказаться от своих интересов.
Мы чужие в европейском пространстве. Мы чужие, потому что мы большие — не только по размеру страны, по масштабу и непредсказуемости идей. Сегодня мало кто ждет серьезного гуманитарного открытия, всплеска от кого бы то ни было, а от России — ждут.
Исторически Кавказ достался России большой кровью. Сотни тысяч людей, жителей этих мест, были убиты, сотни тысяч бежали — живут в Иордании, кто-то в Турции, кто-то в Сирии. Но это ведь была их родина. Нельзя делать вид, что этого не было. Сегодня России пора сказать: «Простите нас за это. Мы просим прощения за войны, за штыки, за скитания-лишения, за жестокосердие!» Я говорил об этом в присутствии президента — о том, что нужно собирать конференцию по Кавказу, обсуждать, что русское оружие там понатворило. Никаких результатов. И в Чечне мы имеем дело с бомбой, которая может взорваться в любой момент.
Сербский актер Милош Бикович сравнил свое отношение к России со счастливым браком.
Аресты декабристов начались в ночь на 15 декабря 1825 года, вскоре после того, как по приказу Николая I восставшие войска на сенатской площади были расстреляны картечью. Обвиняемых доставляли в Зимний дворец, который фактически превратился в полицейский участок. Царь был фактически главным следователем и тюремщиком, главным обвинителем и палачом. Он лично допрашивал многих декабристов, определял режим их пребывания в Петропавловской крепости.