— Может, хотя бы обыщем его комнату и если найдём ещё, всё конфискуем.
— И чего мы сможем добиться?
— Если отобрать кондомы, возможно...
— Он молодой парень. Отбери у него хоть пенис, он всё равно одержим сексом.
И вот: по родственным обедам
Развозят Таню каждый день
Представить бабушкам и дедам
Ее рассеянную лень.
Родне, прибывшей издалеча,
И восклицанья, и хлеб-соль.
«Как Таня выросла! Давно ль
Я, кажется, тебя крестила?
А я так на руки брала!
А я так за уши драла!
А я так пряником кормила!»
И хором бабушки твердят:
«Как наши годы-то летят!»
Ко взрослым отношусь с сочувствием. К детям — с интересом. Из них могут вырасти хорошие люди.
Лишь в пятнадцать лет человеку может так нестерпимо хотеться сбежать из дома.
Тогда он был честный, самоотверженный юноша, готовый отдать себя на всякое доброе дело, — теперь он был развращенный, утонченный эгоист, любящий только свое наслаждение. Тогда женщина представлялась таинственным и прелестным существом, теперь значение женщины было очень определенное: женщина была одним из лучших орудий испытанного уже наслаждения.
— Это все из-за тебя! — сердито выпалил Рон, посасывая обрезанный большой палец. — Ну погоди, исполнится мне семнадцать...
— И ты поразишь всех нас навыками волшебника, которых от тебя никто никогда не ждал, — зевая, сказал Фред.
— У меня ноги короче, чем у тебя. Можно я тебе на шею сяду?
— Можно. Только до 18. Потом снимешь квартиру и топай самостоятельно.
Позабыв навсегда тебя, я стану взрослым,
Вот поэтому не хочется совсем взрослеть.
Я всё понял, прости, мама:
Хотят быть детьми те, кто хотел повзрослеть рано.
Наверное, если тебя растит тот, кто не любит много говорить, сам вырастаешь молчуном.
Он ощутил, что он мужчина, еще молодой по своим чувствам и по своим силам, но уже не свободный, а осторожный, озабоченный, связанный.
— Не называй меня ребёнком!
— А как ещё мне тебя называть?
— Хватит!
— Почему ты так ненавидишь это слово?
— Мама болеет, но ей приходится заботиться обо мне, потому что я ребёнок.