Победу делают из того, что под руки подвернётся – хоть из козлиного дерьма, хоть из утопленных младенцев.

Почему православные люди не любят сидеть в храме, например? Потому что понимают, что стояние само по себе — пусть минимальная, плотская, но всё-таки тоже жертва Богу.

В 1954 году я был в одном московском доме, среди студенческой компании. За бутылками сидра и кабачковой икрой мы читали свои стихи и спорили. И вдруг одна восемнадцатилетняя студентка голосом шестидесятилетней чревовещательницы сказала:
— Революция сдохла, и труп ее смердит. [Это была Юнна Мориц… — Е. Е., 1998]
И тогда поднялась другая восемнадцатилетняя девушка с круглым детским лицом, толстой рыжей косой и, сверкая раскосыми татарскими глазами, крикнула:
— Как тебе не стыдно! Революция не умерла. Революция больна. Революции надо помочь.
Эту девушку звали Белла Ахмадулина. Она вскоре стала моей женой.

Родители лезут в жизни своих детей, думая, что помогают им, но на самом деле они лишь мешают, ломают, а то и убивают своих детей. Родители, решающие за своих детей, повелевающие ими, в итоге просто рушат их жизни, коверкают судьбы.

Правда — штука сложная. Она может убить, растоптать, уничтожить. Но сказав ее, испытав весь ужас падения в бездну страха, потом, как правило, обретаешь свободу, дышишь легче, ведь дело сделано, оковы сняты.

Мы живём в матрице с такими ценностями, где все меряются результатами, а не духовным опытом и саморазвитием. Сами её создали и сами же мучаемся от этой идиотской деструктивной игры.

Всё происходящее – это приключения. Здесь не случается никаких «неудачных историй». Они «удачные» или «неудачные» только с точки зрения Эго, которое всё судит.