Ее лицо, подвижное и чувственное, нельзя было назвать особо привлекательным, но оно прекрасно подходило для подражания. Такие лица легко приобретают черты чужого характера, но своего не имеют.
Вы слишком высокого мнения о моих способностях, Гастингс, это очень трогательно. Но разве вы не знаете, мой друг, что душа каждого из нас — это тайна за семью печатями, это лабиринт конфликтующих эмоций, страстей и склонностей. Mais oui, c'est vrai. Можно делать сколько угодно предположений насчет того или другого человека, но в девяти случаях из десяти обязательно ошибешься.
Каждый из нас — загадка, клубок противоположных страстей, желаний и склонностей. Мы делаем свои маленькие выводы и в девяти случаях из десяти оказываемся не правы.
Сыщика должно интересовать в первую очередь не само убийство, а что стоит за ним. Понимаете, о чем я говорю, Гастингс? [...] Я заметил, что, когда мы работаем вместе, вы всегда стараетесь принудить меня к физическим действиям. Вы хотите, чтобы я измерял следы обуви, брал анализы сигаретного пепла или, ползая на коленях по полу, выискивал какие-то вещественные доказательства. Вам никогда не приходит в голову, что, когда сидишь с закрытыми глазами в кресле, удается быстрее подойти к решению проблемы, потому что ум видит больше, чем глаза.
— ... Мне кажется, что она из тех женщин, которые интересуются только собой.
Пуаро помолчал и потом совершенно неожиданно добавил:
— Таких людей поджидает в жизни большая опасность.
— Опасность? — удивился я.
— Я вижу, mon ami, что вас удивило это слово. Да, именно опасность, потому что такие женщины заняты только собственной персоной и не замечают происходящего вокруг. А ведь жизнь — это миллион противоборствующих интересов и конфликтных отношений между людьми. Нет, такие женщины видят только свой собственный путь вперед, и поэтому рано или поздно их ждет катастрофа.
Первое убийство совершается, быть может, после тяжких сомнений. Затем возникает угроза разоблачения — и второе убийство дается уже легче. Третье происходит, если у убийцы возникает хотя бы малейшее подозрение. И постепенно в нем просыпается гордость художника — ведь это искусство, убивать. Он едва ли не получает от этого удовольствие.
— Дайте мне забыть эту фамилию, если только вы не самый бессердечный человек во всей Европе.
— Что вы, нет. Я не бессердечный.
Я подумал, что последний бокал шампанского был для Пуаро, видимо, лишним.
— Так вы поговорите с моим мужем? Заставите его сделать то, что я хочу?
— Я встречусь с ним, — осторожно пообещал Пуаро.
— Если он откажется, а он наверняка откажется, вы придумаете какой-нибудь план. Говорят, вы самый умный человек в Англии, мистер Пуаро?
— Мадам, когда вы говорили о бессердечности, то это была Европа, а когда вы заговорили про ум, то это только Англия.
— Если вам удастся выполнить мою просьбу, я готова назвать даже Вселенную!
Быть настолько уверенным в правоте своих идей и фактов, что не замечать деталей — это черта очень честных людей.
Я решил, что если бы объектом пародии был я, то наверняка сильно обиделся бы. [...] Нужно обладать исключительным чувством юмора и великодушием, чтобы оценить такое безжалостное шаржирование.