В голове моей ребенок. Он собрал в себя, чудак, человечность и жестокость, дар небес и дар времен.
Любить или вернуться в одиночество, и молча видеть, как тоскует век: как Богово немыслимое зодчество ломает неуместный человек.
Одиночество — это выбор, и его мы делаем сами.
Так значит море — это долгое пространство, в котором смысла, видно, больше, чем во мне.
Это духовный озноб. Или шествие памяти, мыслей — в чертоги тоски, там, где талант мой, мое сумасшествие в бешеном танце встает на мыски.
Дома пять картин и расшитое ливнем платье, на стене по белому белым, без запятых: «это, в общем, банально, но мне тепла не хватает, не хватает просто толики красоты».
Ты самая красивая из песен, написанных на уличной стене.
Как высоко, ранимо и воздушно плывут ковчеги маленьких квартир по городу большого равнодушия.
И вы ее надежды не оспорите, вы не поймете, что там позади — за этими ажурными предплечьями, исписанными строчками стихов, за этой горькой верой в человечество и в человечность поздних женихов.
Тебе, все тебе, ты услышишь, я знаю, и вдруг обернешься, надавишь на тормоз. Я слеп, я пою, я кричу, я скучаю, мой ангел бессменный, иди на мой голос. Иди… На мой голос.
Кто будет этот смертный зрелый мир любить, как только я любить умею?