Аль Квотион. Словоточие

Там море пахло так, как пахнет первый секс, и каждому себя без устали дарило.

Дыши, дыши, страдай и властвуй, живи, как сам я жить не смог. Гуляй босой душой по насту, жалей, жалей всех дураков. Храни свой бесприют ребячий, сгорай и празднуй недосуг. А я уже почти прозрачный, ты видишь сквозь меня весну.

Здесь каждый миг уже раздет до зоркости,
Здесь разжигают тысячи костров.
Здесь даже кровь на пальцах — бутафорская.
Но это наша, слышишь, наша кровь!

Я слушаю, как ты спишь. Я слышу, что тебе снится.

За ночной тишиной одиночества, за пределом последней черты, эпилогом души и творчества у меня остаешься ты.

Скажи, а будем ли мы завтра?
Скажи, а есть ли мы сейчас?

А там, за углом был рай, но было уже не дойти. Ты часто твердил «прощай», но чаще шептал «прости». И слабость старческих рук сжимала последний май, но мир уже мерк вокруг. А там, за углом был рай.

А когда ты уйдешь — не забудь погасить во мне свет.

Так ты поэт? Тогда ногами услышь поэзию дорог.

Так пусть гремит во мне великим
оркестром, пусть немеет зал:
Да здравствует ее улыбка!
Да здравствуют ее глаза!

Куда все уходит?
Наверное, в память....

Мы умираем не от старости, не от любви, не от войны — от неба синего до крайности, кричащего у нас в груди.

Сохрани мое слово, как все, что тебе я оставил.

В ее глазах — тоска и бесприютность, в ее глазах — метание и резь, в ее глазах заоблачно и мутно, она не здесь, она уже не здесь...

Весна всегда начинается с неба.

Странная женщина: тонкая, тихая, вяжет судьбу и сидит у окна. Время ее не стремится, не тикает — медленно льется подобием сна. Звездное небо в ней, рядом с ней холодно, но без нее — словно нечем дышать. Тихая, тонкая, острая. Больно мне. Острая, вечная, словно душа.