В истории всегда и неизбежно наступает такой час, когда того, кто смеет сказать, что дважды два – четыре, карают смертью.
— Похоже, что человек способен на всё.
— Нет-нет, он не способен долго страдать или долго быть счастливым. Значит, он не способен ни на что дельное.
Тревога — это легкое отвращение перед будущим.
... если бы он верил во всемогущего Бога, он бросил бы лечить больных и передал в руки Господни. Но дело в том, что ни один человек на всем свете, да-да, даже и отец Панлю, который верит, что верит, не верит в такого Бога, поскольку никто полностью не полагается на его волю, он, Риэ, считает, что во всяком случае, здесь он на правильном пути, борясь против установленного миропорядка.
... тяжело жить только тем, что знаешь, и тем, что помнишь, и не иметь впереди надежды.
— ... но любые ваши победы всегда были и будут только преходящими, вот в чём дело.
Риэ помрачнел.
— Знаю, так всегда будет. Но это ещё не довод, чтобы бросать борьбу.
— Верно, не довод. Но представляю себе, что же в таком случае для вас эта чума.
— Да, — сказал Риэ. — Нескончаемое поражение.
И в конце концов понимаешь, что никто не способен по-настоящему думать ни о ком, даже в часы самых горьких испытаний. Ибо думать по-настоящему о ком-то — значит, думать о нём постоянно, минута за минутой, ничем от этих мыслй не отвлекаясь: ни хлопотами по хозяйству, ни пролетавшей мимо мухой, ни приёмом пиши, ни зудом.
... для любящего знать в подробностях, что делает любимое существо, есть источник величайшей радости.
Стоит только обзавестись привычками, и дни потекут гладко.
Так бывает нередко – человек мучается, мучается и сам того не знает.