Александр Вяземка — цитаты из книг автора

Как земля тянет вниз, так небо тянет вверх. И притяженье неба ничуть не слабее притяженья земли.

Я словно любовник, а мир – объект моей страсти. Каждый день – как новая встреча влюбленных…

Наша глупость – продолжение нашей мудрости, как кишечник – всегда продолжение даже самых красивых губ.

Один Господь по-настоящему свободен в своих помыслах, намереньях и действиях. Всех остальных он такой возможности лишил. Иначе это уравняло бы всех с Ним.

– Красота спасет мир!
– Красота – это прям супергерой какой-то…

... большая часть обид наносится не по злости и даже не по недомыслию, а по недоразумению.

Он уже тогда чувствовал неудовлетворенность. Но это не была неудовлетворенность тем, что ему недоставало вещей или развлечений. Их-то как раз было столько, что его мир оказался перенасыщен ими, а места для чего-то стоящего и значимого уже не оставалось.

Любовь – собственническое чувство, поэтому воспевать его стоит с осторожностью: иногда она прекрасна, иногда уродлива.

... мужчина не может быть с женщиной, которая отказывает ему в сочувствии.

Мы не любим правду, потому что привыкли жить иллюзиями. Ими жить проще. Они – основа нашего внутреннего комфорта. Ими выстлано наше ложе самоуспокоенности

– Пап, всякий человек отлит по лекалам своей эпохи. Поэтому с наступлением новой эпохи он теряется, чувствует свою ненужность – как в эпоху цифровой связи чувствует свою ненужность дисковый телефон или в эпоху компьютеров – пишущая машинка.
– То есть я дисковый телефон? Пишущая машинка? Старый хлам, одним словом?... Нет, нет – не возражай. Сравнение в точку. Думаю, если бы я был тобой, а ты – моим отцом, у нас сейчас происходил бы точно такой же разговор. Это не мы разные. Это разнятся эпохи, которые нас сформировали.

– Я юн душой и сердцем!
– К сожалению, еще и умом.

У людей, жизнь которых не наполнена личным счастьем, она наполнена борьбой с тем, что они считают злом.

Разве государство проживает нашу жизнь? Нет, ее проживаем мы. Значит, только нам и решать, как нам жить и зачем.

Тед оснований винить себя не видел, поскольку винить себя у его поколения считалось дурным вкусом и последним делом.

– Пап, никто никому ничего не должен.
– Правильно. Каждый себя от долга перед другими освободил. Каждый сам определяет для себя свой долг, его природу и меру.
– Ну и отлично. Теперь свобода, папа. Нет больше рабства долга.
– Да не рабство это было, а нити общности. Только носить их было так же тяжело, как зимнюю одежду летом. Освободив себя от долга перед другими, человек оказался без поддержки других членов социума. Он оказался никому не нужен. Вот она, истинная природа принципа «никто никому ничего не должен» – власть одиночества. Никто… никому… не-ин-те-ре-сен! Не ну-жен!