Мы настолько успешно друг-друга шантажировали, что научились неплохо работать вместе.
Быстрого результата не будет. Это еще не значит, что не будет совсем никакого.
Слова «мораль» и «обычаи» вызывают у меня какие-то ассоциации. Смутные.
— Вы все еще опасаетесь гражданской войны, советник?...
— Госпожа, мне двадцать три года. И всю сознательную жизнь я прожил в состоянии гражданской войны: скрытой, культурной, террористической, и — пару незабываемых недель после падения маяков — даже тотальной. Опасаться тут уже поздно.
С какого-то момента компромиссы становятся самоцелью, не давая никому добиться желаемого. И, следовательно, не позволяя сделать вообще ничего.
— Почему не заменить увядающий цветок на свежий?
— Но разве сможем мы тогда оценить мимолетность цветка?
— Зачем ценить мимолетность?
— Чтобы дорожить нераскрывшимся бутоном. Чтобы восхищаться распустившимся цветком. Чтобы помнить о красных лепестках, когда пион уже давно отцветет.
— Зачем?
Она смотрела пристально, словно сомневаясь. Затем решилась:
— Зачем ценить мимолетность человеческой жизни? Она уйдет в бессмертие, станет духом. И на смену ей придут другие....
— Сравнение некорректно.
— Да, — признала Кими. — Но внутреннюю дисциплину нужно воспитывать в деталях, в мелочах. В лепестках. Это вопрос… мировоззрения.
Кимико поднялась. Скользнула к нему, и движение высокородной княжны было гибким и стремительным, почти хищным. Точно река белоснежного шелка, что нахлынула, затопив собой в одно мгновение всю окружающую действительность. Застыла рядом, так близко, что можно коснуться рукой. На другом конце бесконечной, бездонной пропасти.