Мне хотелось бы написать историю человека, который, прежде чем решиться на что-нибудь, сначала выслушает каждого, с каждым посоветуется, убедившись на опыте, что мнения различных людей по каждому вопросу противоречат друг другу, он в заключение придёт к выводу, что следует слушать только самого себя, и сразу станет очень сильным.
Только снобы тешатся, выставляя напоказ все свои драгоценности, особенно когда те поддельные.
Мнение принадлежит Роберу, однако встречается в письме Ольвье Бернару.
Как можно чувствовать привязанность к жизни, если утрачена возможность делать добро?
Нужно курить самому, чтобы не задохнуться в табачном дыму.
Когда я был молод, я вел очень суровую жизнь, радовался силе своего характера каждый раз, когда мне удавалось победить какое-либо искушение. Я не понимал, что, думая, будто освобождаюсь, я все больше и больше становился рабом своей гордыни. Каждая из этих побед над собой означала поворот ключа в замке от двери моей тюрьмы. Вот что я подразумевал, когда сказал вам, что Бог меня надул. Он устроил так, что я принял за добродетель свою гордость. Бог посмеялся надо мною. Он потешается. Я думаю, что он играет с нами, как кошка с мышью. Он посылает на искушение, зная, что мы будем не в силах устоять; если нам все же удается устоять, то он отмщает нам еще горше.
Семья оберегала его одиночество; дьявол действовал иначе.
Что касается папы, то он полагается на Господа: так удобнее.
Она ничего не умела открыть самостоятельно. Каждый из её восторгов — теперь я понимаю это — был для неё только постелью, на которой её мысли удобно было улечься рядом с моими мыслями; ничто в них не служило ответом на глубокие требования её собственной природы.
Подписываюсь смешной, принадлежащей Вам фамилией, которую с удовольствием возвратил бы ее владельцу; воспользуюсь первым удобным случаем, чтобы ее обесчестить.
Не все же могут, подобно Гамлету, позволить себе роскошь обзавестись призраком-изобличителем.
Приятно сознавать, что у вас приличная наружность, элегантный костюм, изящные манеры, непринужденная улыбка, открытый взгляд и, наконец, еще что-то трудно определимое в походке, свидетельствующее, что вы выросли в довольстве и ни в чем не нуждаетесь. Но все это утрачивает свежесть, после того, как вы поспали на садовой скамейке.