Андрей Битов — цитаты из книг автора

Я задаю себе вопрос: откуда берутся идеалы? Воспитание? Среда? Семья, школа, коллектив, общество? Безусловно — но тут-то и обнаруживается, что это не все. Не все объясняет. Кое-что остается неясным. Но как саднит, как болит, как терзает это кое-что!
Страсть. Ревность. Любовь. Вот уж когда мы не принимаем жизнь такой, как она есть; вот уж когда у нас недостанет ума примерить трезвый опыт; вот когда страдание возникнет ниоткуда, нипочему, а объективность его будет столь очевидна, как принадлежность нам нашего тела… Где же мы видели эту идеальную любовь? Когда узнали?..
Искусство? Книги? Да, конечно, оттуда к нам подвигается идеал, который мы ищем потом в своей жизни и не находим. Тут, мысленно, начинаю я перелистывать книги юности и вдруг, нынешним-то, протрезвевшим и охладевшим взором обнаруживаю, что в книгах тех ничего-то как раз о том и не писалось, что я в них когда-то вычитывал, как мечту. Эти книги были написаны такими же протрезвевшими в свое время людьми, как я — в свое. Это юность моя читала в них то, что хотела, что было записано в ней самой…

Я вам о прогрессе чего-то наговорил... Главное забыл. Не оттуда нам грозит, где с трудом даётся, даже если и грабительским трудом. Не оттуда, где дорого, где стоимость, где всем надо и все хватают, — где есть цена, объявленная ценность. <...> прежде всего, нам грозит — от бесплатного, от Богом данного, от того, что ничего никогда не стоило, ни денег, ни труда, от того, что не имеет стоимости — вот откуда нам гибель — от того, чему не назначена цена, от бесценного. Мы выдышим и выжжем воздух, мы выпьем и выплескаем воду... То есть бесплатное мы разорим первым, а золото, брильянты, что ещё? — всё это будет лежать целехонько и после нас, на память о нас...

Вам кажется, вы — духовны и потому свободны. Но и ваш протест, и ваша смелость, и ваша свобода отмерены вам, как по карточкам. Все вы хором обсуждаете те кости, которые кидают вам сверху, — а там по-вашему, не может быть ни духа, ни даже ума... Однако самостоятельность и свежесть своей независимости дано вам обнаружить лишь по отношению к позволенному.

И если у человека есть ум сердца и он хочет поведать миру то, что у него есть, то он неизбежно будет талантлив в слове, если только поверит себе. Потому что слово — самое точное орудие, доставшееся человеку, никогда ещё <...> никто не сумел скрыть ничего в слове: и если он лгал — слово его выдавало, а если ведал правду и говорил её — то оно к нему приходило. Не человек находит слово, а слово находит человека. Чистого человека всегда найдёт слово — и он будет, хоть на мгновение, талантлив.

Нет, кладбище — это не то место, на котором покончены счёты с жизнью. Вон как покойнички вцепились в неё и не выпускают... Им изменило только движение; остальное — всё ещё при них: положение, вкусы, тщеславие... и вот даже... любовь ближних и признательность соотечественников.

… по опыту, и своему, и предшественников, можно утверждать, что самое сомнительное и спорное в словесной передаче — это мир ребёнка, мир пьяного и мир фальшивого или бездарного: ни то, ни другое, ни третье ни разу не имело достоверного самовыражения, а воспоминания подводят всех. На эти вещи у нас будет всегда свой взгляд, потому что детьми мы себя не помним, пьяными — не запоминаем, а фальшивыми и бездарными — не узнаем.

Кaкое же должно быть Слово, чтобы не истереть своё звучaние в непрaвом употреблении? Чтобы все снaряды ложных знaчений ложились рядом с заколдованным истинным смыслом!... Но дaже если слово точно произнесено и может пережить собственную немоту вплоть до возрождения фениксa-смыслa, то значит ли это, что его отыщут в бумaжной пыли, что его вообще стaнут искaть в его прежнем, хотя бы и истинном, знaчении, a не просто произнесут зaново?..