Борис Акунин. Весь мир театр

Человек маленького роста, вне зависимости от пола, обыкновенно силен характером и очень неглуп.

Дружба с красивым мужчиной — это что-то из романтической баллады. В жизни подобного не бывает.

Будто Время острыми когтями сдирало ороговевшую кожу с души, и та засочилась кровью, вновь обретая чувствительность, незащищенность.

Любить всей душой — очень большой риск.

То, что случилось со мною, не болезнь. Скорее — травма. Как известно, кость легче ломается в месте прежнего перелома. Вот и у меня, по стечению случайностей, хрустнул старый перелом души.

Что такое, в сущности, «ум» и «глупость»? То же самое, что «взрослость» и «инфантильность».

Насколько легче жилось бы на свете, если бы всякий человек относился к себе с уважением.

— На свете счастья нет, но есть покой и воля...
— Это ошибочное рассуждение, сделанное человеком, который боится быть счастливым.

Ошибаетесь, господин. Всякий мужчина сам решает, герой он или нет. Нужно сделать выбор и потом уже ему не изменять. Мужчина, который сначала решил быть героем, но потом раздумал, являет собой жалкое зрелище. А мужчина, который посередине жизни вдруг перешел из негероев в герои, рискует испортить себе карму.

Давно замечено, что чтение газет, особенно если придать себе сосредоточенный вид, внушает окружающим почтение и ограждает от лишних контактов.

— Никогда не делайте этой ошибки. Не принижайте своих врагов, не обзывайте их оскорбительными словами, не изображайте их ничтожными. Тем самым вы принижаете себя. Что вы собою п-представляете сами, если имеете столь презренного противника?

Это проблема, но всякая проблема имеет решение. У очень трудной проблемы может быть очень дорогое решение, но оно есть всегда.

Глубокое заблуждение полагать, будто умный человек умен во всем. Он умен в материях, требующих ума, а в делах, касающихся сердца, бывает очень и очень глуп.

Актеры не похожи не обычных людей. То есть именно что ПОХОЖИ, но на самом деле это, возможно, некий особенный подвид homo sapiens, обладающий своими специфическими повадками.

Ей было ужасно жалко, что Смарагдов, в жизни такой невозможно красивый, лежит теперь на полу с перекошенным лицом, и брючина задралась, а Ипполиту все равно.

В бинокль Эраст Петрович видел ее загримированной, да еще в роли простой, наивной деревенской девушки. В жизни же, в естественном своем состоянии, Элиза была совсем иная — не по сравнению со сценическим образом, а просто ИНАЯ, не похожая на других женщин, единственная... Фандорин затруднился бы объяснить, как именно расшифровать эту мысль, заставившую его крепко взяться за поручни кресла — потому что неудержимо захотелось встать и подойти ближе, чтобы смотреть на нее в упор, жадно, неотрывно.