Владелец магазина покуривал трубку мира, удобно устроившись на полном собрании сочинений Жюля Ромена, который писал свои тома исключительно для этой цели.
— Вот это да! Ни на что другое не похоже.
— Это совершенно не важно. Ты тоже ни на кого не похож.
— Я в отчаянии и в то же время немыслимо счастлив. Здорово, когда так дико чего-то хочется... Мне хочется лежать на выгоревшей траве, ну, знаешь, когда солнце припекает, и земля совсем пересохла, а трава желтая, как солома, и ломкая, и в ней полным-полно всяких букашек, и они мечутся по сухому мху. Лежать ничком и смотреть на все это. И чтобы поблизости была каменная изгородь, и корявые деревья с листочкам. Тогда сразу все отлегает.
— И еще Хлоя?
— И Хлоя, конечно. Хлоя в идее.
Есть секунды куда значительнее, чем века.
Того, чего не имеешь — не потерять, что имеешь — не уберечь.
Молчанье — речь, расстояние — лучший врач.
Он был настолько открытым, что видно было, как голубые и сиреневые мысли пульсируют в венах его рук.