Я ужасно чувствую себя в ту минуту, когда все соглашаются со мной. Мне тут же хочется изменить своё мнение.
В этом есть свой кайф: мол, смотрите, я не такой, как вы, и мне наплевать, что вы думаете.
С точки зрения сегодняшнего дня прошлое представляется смешнее, симпатичнее и круче, чем оно было на самом деле. Можно легко посмеяться над чем угодно, если тебя от какого-то момента отделяет пространство и время.
Я стану воплощением всего того, что вас раздражает, и вы не сможете сказать ничего такого, что бы обидело меня, и не сможете оскорбить меня. Потому что со дна можно подняться только выше.
Самое худшее в писательстве — это страх провести всю жизнь за клавиатурой компьютера. Чтобы в свой смертный час ты понял, что прожил не реальную, а бумажную, воображаемую жизнь, а твои единственные приключения — вымышленные, и пока мир воевал и целовался, ты сидел в темной комнате, мастурбировал и зарабатывал деньги.
Когда проблема раздута до гигантских величин, когда нам демонстрируют слишком много пугающих примеров, нам почему-то делается все равно. Мы становимся безразличными. Мы отказываемся предпринимать какие-либо действие, потому что грядущая катастрофа кажется нам неизбежной. Раз — и мы уже в ловушке. Это и есть наркотизация.
В группах поддержки. В больницах. Там, где людям нечего терять, они, как правило, рассказывают самые правдивые истории.
Весь наш мир состоит из людей, рассказывающих свои истории.
— Сколько «качков» нужно для того, чтобы вкрутить электрическую лампочку?
— Три. Один вкручивает, два других говорят: «Да, чувак, ты просто классно смотришься!»