Чарльз Буковски. Записки старого козла

Каждый мужик боится показаться педиком, я уже устал от этого, может нам следует стать гомиками и расслабиться? Многие боятся выступать против гомосеков, многие — против левых, мне насрать, к чему это приведет, я знаю только одно — многие боятся.

С тех пор я усвоил, что большинство красивых баб всегда выбирают самых отвратных мудаков и очевидных фальшивок. Или я просто завидую им и мое мнение предвзято?

Дружба — это и есть совпадение предрассудков.

Лицо – первое, что вы теряете, когда удача поворачивается к вам жопой.

Уважаемый мистер Буковски!
Как-то в интервью Вы сказали, что начали писать в 35. А чем вы занимались до этого?

Э. Р.

Уважаемый мистер Э. Р.
Не писал.

Никогда нельзя сказать наверняка, что терзает человека, даже самые пустяшные вещи могут превратиться в кошмар, когда вы впадаете в определенное состояние духа, а хуже всех забот/страхов/мучительной усталости — это нечто, что вы не можете объяснить, или понять, или даже обсудить, оно наваливается на вас и давит, как большой лист металла, и нет возможности его сбросить, даже за 25 баксов в час.

женщина должна что-нибудь надеть, иначе потом с нее будет нечего снять. голое мясо всего лишь голое мясо.

– Кто есть в твоем понимании трус?
– Человек, который призадумается, вступать ли ему в схватку со львом с голыми руками.
– А кто же тогда в твоем понимании храбрый человек?
– Тот, кто не знает, кто такой лев.

Знаете, революция звучит очень романтично, но на деле это кровь, жестокость и безумие; революция — это когда гибнут желторотики, случайно попавшие под руку, не врубающиеся, что ***ня творится вокруг; революция — это когда вашей телке или вашей жене пропорют брюхо штыком, а потом будут насиловать в жопу на ваших глазах; революция — это когда люди, только что ржавшие над мультиками про Микки-Мауса, начинают пытать себе подобных. Перед тем как решиться на всё это, подумайте, где ваша душа сейчас и где она будет, когда вы пройдёте через всё это.

я на девять десятых уже труп, но одна десятая во мне еще сохраняет жизнь, как последняя пуля в стволе.

Мы двигаемся к моей машине. Да, у меня имеется автомобиль, естественно, ведро с болтами.

Я не рву задницу за человечество, как это делал Камю (читайте его эссе), потому что, если честно, от большей части человечества меня воротит. Единственное, что может спасти его, это совершенно новая концепция всеобщего интеллектуально-интуитивного понимания происходящего, реальности и изменений, и это только для малышей, которые еще не умерщвлены, но и им не спастись, ставлю двадцать пять против одного, что никакой новой концепции не будет — уж слишком это было бы разрушительно для властвующей банды, нет, я не Камю, но, дорогие мои, меня задевает, когда я вижу, как Недоумки греют руки на Трагедии.

... для того чтобы разрушить жизнь любого человека, не нужно целой армии, обычно достаточно одного мужика или одной бабы, обычно всё и происходит один на один, даже когда армия идет на армию, муравьи на муравьев, кто угодно на кого угодно.

Для каждого мужика есть цена, которую он никогда не выложит ***у. Тем не менее всегда найдется другой кретин, который позарится на брошенное вами. Так что нет причины терзаться виной за дезертирство.

Допустим, приняли у тебя стихи к публикации; можно надеяться, что года через два, если не через пять, они наконец будут напечатаны, а то, с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, и вовсе сгинут, или вдруг несколько строчек, слово в слово, появятся в работе другого – очень известного – поэта, и тогда ты понимаешь, что мир несправедлив. Конечно, в этом нет вины самой поэзии. Просто много всяких говнюков пытаются ее публиковать и писать.