Дэниел Уоллес — цитаты из книг автора

Он верил, что звёзды – это желания, и в один прекрасный день они сбудутся.

Люди исчезают из нашей памяти постепенно, по частям. Даже после того, как они нас покидают, память ещё какое-то время хранит их образ целиком, а затем от него начинают отделяться и исчезать частица за частицей.

Два человека крепче держатся друг за друга, когда весь их мир рушится.

Порой возникает желание исказить память о событиях прошлого, чтобы сделать её не столь мучительной.

Иногда для человека нет ничего опаснее, чем внезапно обрести самое желанное.

Если люди помнят чьи-то истории, такой человек становится бессмертным.

Она не жаждала, чтобы её любило столько мужчин, – вполне достаточно было бы одного.

Приключения мужчин носят физиологический характер, приключения женщин — эмоциональный. При таких обстоятельствах не лучше ли просто оставить друг друга в покое?

Бывают потери, которые заставляют страдать, а бывают такие, когда чувствуешь облегчение.

Эдвард улыбнулся друзьям, они улыбнулись в ответ, хотя их корабль шёл ко дну.

В общем, стоит однажды Иисус на страже и видит, как к воротам приближается какой-то старик.
«Что ты сделал для того, чтобы попасть в Царство Небесное?» — спрашивает его Иисус.
И старик отвечает: «Увы, не слишком много. Я — простой плотник, проживший тихую жизнь. Единственное, что было замечательного в моей жизни, — это мой сын».
«Твой сын?» — с любопытством спрашивает Иисус.
«Да, это был прекрасный сын, — отвечает старик. — Его рожденье было совершенно необыкновенным, а позже он чудесным образом преобразился. А еще он стал известен на весь мир, и до сих пор многие люди любят его».
Христос смотрит на него и, крепко обняв, восклицает: «Отец, отец!»
И старик тоже стискивает его в объятиях и говорит: «Это ты, Пиноккио?»

Если о человеке можно сказать, что сын любил его, тогда думаю, такой человек достоин считаться великим.

Мечты, Уильям, – это то, что движет человеком.

Одновременно она плачет, но это не слезы горя или скорби, те слёзы давно выплаканы.

Необязательно верить мне. Просто верь, что это правда.

Сесть в машину и ехать по стране, по миру, ехать с самой медленной скоростью, которую дозволяют правила движения, хотя правила, особенно в том что касается ограничения скорости, Эдвард Блум не соблюдает: двадцать километров в городе — это для него слишком большая скорость; на шоссе вообще царит безумие. Как можно увидеть мир, мчась на таких скоростях? Куда людям нужно так гнать, что они не могут понять того, что у них рядом, за окном машины?