Умения, некогда нами приобретенные, имеют привычку в случае острой необходимости всплывать на поверхность сознания.
— Извини, а нельзя ли сделать так, чтобы твой пес заткнулся?
Мальчик с сожалением посмотрел на меня и сказал:
— Вряд ли. Влад верит в свободу слова.
— Я так и понял, — кивнул я.
— Но его очень легко подкупить. — Пилу порылся в кармане и вытащил печенье. Влад тут же умолк и поднял лапу. — Вот, пожалуйста. Такова цена мира и покоя.
Детям не требуется много времени, чтобы совершенно забыть о существующих между ними различиях. <...> Если бы и для нас, взрослых, мир был столь же прост! Но мы обладаем порой прямо-таки сверхъестественной способностью фокусировать свое внимание именно на различиях; такое ощущение, будто мы, исключая из своего общества других, тем самым укрепляем собственное чувство идентичности.
Жизнь подобна ветру и точно так же находит удовольствие в том, чтобы переместить нас в такие места, где мы меньше всего ожидали оказаться; она все время меняет направление нашего пути, и в итоге нищий обретает королевскую корону, а король лишается трона; любовь блекнет, превращаясь в равнодушие, а заклятые враги становятся закадычными друзьями и до конца дней своих идут рука об руку.
Вот в существование ада я могу поверить. Но рай, по-моему, это нечто такое, чем успокаивают детей, когда они боятся темноты.
Так, может, обе враждующие стороны попросту сражаются с собственными тенями?
Но даже столь мрачные мысли не способны объяснить, отчего мою душу терзает невыносимое чувство утраты. Я оказался в полной изоляции, а ведь я так мечтал о собственном, законном, крошечном месте в этом мире! Но признаюсь тебе, отец мой: даже до того, что случилось в последнее время, я никогда не чувствовал себя одним из них. Я никогда не чувствовал, что это мой дом, хоть и родился здесь. Я всегда был отдален от остальных чем-то большим, чем призвание священника.