Джоанн Харрис. Шоколад

Ясно, что мы объявили друг другу войну, хоть вслух это и не было высказано.
— Я так рада, что мы нашли общий язык, — говорю я звонко и холодно.
— Я тоже.

С нами живет зло. Зло торжествующе улыбается, носит яркие одежды.
Ребенком я в страхе слушал сказку о том, как ведьма заманивала маленьких деток в пряничный домик, чтобы их съесть. Я смотрю на ее лавку в блестящей упаковке, словно подарок, ожидающий, когда его раскроют, и думаю, сколько же человек, сколько душ она уже безвозвратно совратила.

Порой выживание — худший вариант из возможных.

Мне вдруг стало невыносимо горько за дочь, выдумывающую невидимых друзей, чтобы заполнить пространство вокруг себя. Только мать-эгоистка может вообразить, будто она одна способна заполнить это пространство. Эгоистка и слепая.

И если вы однажды занимались исполнением чужих желаний, этот порыв никогда не оставит вас.

Мне нравится думать, что все мы возрождаемся. В новом организме — не старом и не больном. А может, в птице или в дереве. Но на самом деле этого никто не знает.

Отрешись от себя, если можешь, сказала бы она мне. Забудь, кто ты есть. Не вспоминай, пока хватает сил. Но однажды, девочка моя, однажды оно тебя настигнет.

Maman? — Она знает, что я не сплю. — Ты ведь не умрёшь, правда?
Я тихо рассмеялась в темноте и ответила с лаской в голосе:
— Все когда-нибудь умирают.
— Но ты ведь ещё долго не умрёшь? — настаивает она. — Будешь жить много-много лет, да?
— Хотелось бы надеяться.

Я мечтал о великих свершениях, о самопожертвовании и мученичестве. А вместо этого растрачиваю себя на пустые тревоги, не достойные ни меня самого, ни тебя.

И во мне теперь бушует ветер, дергает, неумолимо теребит. В самой сердцевине, где крохотный недвижный пятачок, каким-то чудом непотревоженный, и почти знакомое ощущение чего-то нового… Это тоже своего рода волшебство, которого моя мать никогда не понимала. И все же я в нем уверена больше всего на свете, в этом зародившемся во мне дивном живом тепле.

Они ведь не верят. Им плевать на Бога. Они просто ходят в церковь.

Они так живут. Пытаются защититься от всего. От жизни. От смерти.