Джон Рональд Руэл Толкин. Дети Хурина

Доблестная защита границ и могучие удары, пока враг не собрался с силой, — вот верная надежда на то, что долго пробудете вы вместе. И неужто тем, о ком ты говоришь, по сердцу малодушные трусы, что, схоронившись в лесах, охотятся на отбившуюся в стаи добычу, точно волки — по сердцу больше, нежели тот, кто надевает шлем и берёт в руки щит с гербом, и разгоняет врагов, пусть они превосходят число всё его воинство?

— Он исполнен гордыни, — промолвил Гвиндор.
— Но и милосердие ему не чуждо, — отозвалась Финдуилас. — Сердце его ещё не пробудилось, однако неизменно открыто для жалости, и отвергать её Турин во веки не станет. Может статься, что жалость — единственный ключ к его сердцу. Меня же он не жалеет. Он благоговеет предо мною, словно я — мать ему и притом королева.

Отец мой не знает страха, и я тоже бояться не стану; или по крайней мере бояться стану, но страха не выкажу.

— А что такое раб? — спросил Турин.
— Бывший человек, с которым обращаются, как со скотом, — отвечал Садор. — Кормят только того ради, чтобы нет сдох, не дают сдохнуть, чтоб работал, а работает он лишь из страха боли или смерти.