Джозеф Хеллер — цитаты из книг автора

Йоссариану тоже стало холодно. Он был не в силах унять дрожь во всем теле. Он смятенно разглядывал мрачную тайну Сноудена, которую тот расплескал по затоптанному полу. Нетрудно было понять, о чем вопиют внутренности Сноудена. Человек есть вещь. Вот в чем был секрет Сноудена. Выбрось человека из окна, и он упадет. Разведи под ним огонь, и он будет гореть. Закопай его, и он будет гнить. Да, если душа покинула тело, то тело человеческое – не более чем вещь. Вот в чем заключалась тайна Сноудена. Вот и все.

В отличие от меня бедный, сбитый с панталыку Моисей во всей полноте ощутил тяжесть гневливого нрава Божия уже через несколько мгновений после того, как услышал голос, известивший его из горящего куста о поразительной миссии, для исполнения которой он только что был избран.
— Па-па-па-чему я? — таков был вполне разумный вопрос, предложенный в пустыне Мидиамской этим простым, непритязательным человеком голосу из куста, утверждавшему, будто Он, голос, — Бог отцов его, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. — Я же за-за-заика.

А я не хочу приносить жертвы. Я хочу приносить домой доллары.

– Знаете, больше всего я радуюсь, когда спасаю человеку жизнь. И вот что мне интересно: какой, черт побери, смысл их лечить, если им все равно так или иначе суждено погибнуть?
– Смысл есть, не сомневайтесь, – заверил его Данбэр.
– Есть смысл? Так в чем он?
– Смысл в том, чтобы как можно дольше не дать им умереть.
– Да, но каков все-таки смысл их лечить, если им все равно придется умереть?
– Вся штука в том, чтобы вообще об этом не думать.
– Штука штукой, а в чем же, черт побери, смысл? Данбэр секунду поразмыслил и сказал: – Дьявол его знает.

Не удивительно ли — как спросил однажды Дэнбар, а капеллан по случайности услышал, — что глубочайшие тайны миротворения разъясняются людьми, которые не способны, из-за своего невежества, понять механизм выпадения дождей на земле?

Клевинджер отправился на тот свет. И это событие мрачно высветило роковую порочность его мировоззрения.

Для людей науки все умирающие на одно лицо.

Артиллерист был прекрасным шахматистом и разыгрывал интересные комбинации, до того интересные, что Йоссариану надоело постоянно чувствовать себя идиотом, и он бросил играть.

Меня уже тошнит от того, что меня тошнит.

— Так знаешь ли ты, как быстро проходит год, когда он уходит? – снова спросил Клевинджера Дэнбар. – Вот как! – Он щелкнул пальцами. – Раз – и нету. Еще вчера ты поступал в колледж, юный и свежий, как наливное яблочко. А сегодня уже старик.
– Старик? – с изумлением переспросил Клевинджер. – Это про что это ты толкуешь?
– Конечно, старик.
– Вовсе я не старик.
– Не старик? Да тебя подстерегает смерть при каждом вылете, разве нет? Ты в любую секунду можешь отправиться на тот свет, как самый дряхлый старик.

... за пределами госпиталя продолжалась война. Люди обезумели и получали за это медали. По обе стороны линии фронта, рассекавшей мир, молодые парни шли на смерть – за родину, как им говорили, – и всем, похоже, казалось, что так и надо, особенно молодым парням, которые шли на смерть, не успев пожить. И не было, не предвиделось этому конца.

Это была дьявольская, чудовищная война, и Йоссариан прекрасно жил бы себе да жил без нее – может быть, целую вечность. Далеко не всем его соотечественникам суждено было умереть ради победы, и он вовсе не рвался разделить героическую судьбу погибших.

Проституция дает ей возможность встречаться с людьми. Благодаря своей профессии она проводит много времени на свежем воздухе и занимается полезными физическими упражнениями.

До седьмого пота он бился в тисках труднейшей дилеммы: с одной стороны, он был не в состоянии разрешить свои проблемы; с другой — он не желал отбросить их как неразрешимые. Он страдал постоянно, он надеялся всегда. Возможно, что ничего из того, о чем он размышлял, в действительности не имело места, что это — всего лишь аберрация памяти, а не реальное ощущение, что на самом деле он никогда и не думал о том, что раньше видел то, о чем думал сейчас, что просто однажды он думал, что видел это, и его нынешнее впечатление, будто он когда-то о чем-то думал, — всего лишь иллюзия иллюзии и что теперь он просто вообразил, будто когда-то видел голого человека на дереве, неподалеку от кладбища.