Элиф Шафак. 10 минут 38 секунд в этом странном мире

Если там, наверху, есть Бог, Он, наверное, лопается со смеху над людьми, которые способны были создать атомные бомбы и искусственный интеллект, но до сих пор тревожатся по поводу собственной смерти и не знают, что делать с мёртвыми. Как же это убого — выносить смерть на периферию жизни, когда она в центре всего!

Даже не смотря на то, что здесь безопасно, как ты считаешь, это не значит, что место подходящее, парировало сердце. Иногда безопаснее всего чувствуешь себя там, где тебе совсем не место.

Когда она ещё была жива, Текила Лейла всегда немного удивлялась и даже расстраивалась, если люди с большим удовольствием и одержимостью рассуждали о конце света. Казалось бы, как человек в здравом уме может настолько верить в эти сумасшедшие сценарии: астероиды, метеориты и кометы, повергающие планету в хаос? По мнению Лейлы, апокалипсис далеко не самое страшное. Вероятность мгновенного и полного уничтожения цивилизации пугает вовсе не так сильно, как простое осознание, что кончина отдельного человека не имеет никакого влияния на окружающий мир и жизнь будет идти своим чередом — с нами и без нас. А вот это, как всегда казалось Лейле, действительно жутко.

Надежда — опасный реагент, способный спровоцировать цепную реакцию в человеческой душе.

И помни: по пустыне жизни лишь дурак путешествует один, умный — с караваном.

Память её была своего рода кладбищем — там были похоронены отрезки её жизни, они лежали в отдельных могилах, и у Лейлы не было ни малейшего желания оживлять их.

Для того, кто влюблён и кто находится в самом его центре, мир перестаёт быть прежним, с этого момента земной шар начинает вертеться быстрее.

Как-то мама сказала ей, что детство — большая синяя волна, поднимающая тебя вверх, несущая вперёд, но исчезающая из виду, как только ты начинаешь думать, что так будет всегда. За ней нельзя побежать, и вернуть её тоже нельзя. Однако, прежде чем исчезнуть, волна оставляет тебе подарок на берегу — раковину рапаны. У неё внутри хранятся звуки детства. И даже теперь, если закрыть глаза и внимательно прислушаться, Джамиля могла уловить эти звуки: хохот младших братьев и сестёр, папины слова, когда он нарушил пост и съел три финика, пение мамы, которая готовила еду, треск вечернего костра, шорох листов акации, стоявшей неподалёку от дома…

Хюмейра полагала, что есть нечто общее между ожирением и склонностью к меланхолии. В обоих случаях общество обвиняет самого больного. Ни к одной другой болезни так не относятся. Люди с другими недугами по крайней мере получают хоть толику сочувствия и моральной поддержки. Но только не полные и не те, кто подвержен депрессии. Можно попридержать свой аппетит… Можно контролировать свои мысли… Но Хюмейра знала: ни вес, ни привычное отчаяние от неё не зависят.

Налан уже имела достаточный опыт в этом деле и прекрасно знала, что, в отличие от масла и воды, эти два чувства с лёгкостью смешиваются. Те, кто ненавидит тебя, могут неожиданно проявить бешеное желание, а те, кто, казалось бы, любит, вдруг становятся злобными и жестокими, как только получают то, чего хотят.

Люди напоминают соколов: у тех есть умение и возможности для полёта в небо, где можно быть свободными, лёгкими и ничем не связанными, однако порой птицы тоже живут в неволе — под нажимом или по собственной воле.
Живя в Анатолии, Налан вблизи наблюдала, как соколы сидят на плечах своих хозяев и послушно ждут следующей команды или очередного лакомства. Свист соколятника — звук, заканчивающий свободу. А ещё она видела, как на этих величавых хищников надевали клобучок, чтобы они не боялись. Видеть — значит знать, а знать — страшно. Каждый соколятник уверен: чем меньше видит его птица, тем она спокойнее.
Но под этим клобучком не существует направлений — небо и земля сливаются в единую полосу из чёрной парусины. Немного успокоившийся сокол всё равно нервничает, потому что удар может обрушиться в любой момент. Теперь, спустя годы, Налан казалось, что религия — равно как и власть, деньги, идеология и политика — действует точно как этот клобучок. Все суеверия, пророчества и веры словно лишают человека зрения, держат его под контролем, а в глубине души настолько сильно ослабляют его самооценку, что он начинает бояться всего, буквально всего.