А мне что с этого будет? Меня сделают снова нормальным человеком? Я смогу снова слушать Хоральную симфонию без тошноты и боли? Смогу я снова жить нормальной zhiznju? Со мной-то как?
Он бросил на меня такой взгляд, бллин, будто совершенно об этом не думал, будто моя zhizn вообще ерунда, если сравнить с ней Свободу и всякий прочий kal; в его взгляде сквозило какое-то даже удивление, что я сказал то, что сказал, словно я проявил недопустимый эгоизм, требуя чего-то для себя.
Думает glupi, a umni действует по озарению, как bog на душу положит.
... Это была особая необычайно гадкая vonn, которая исходит только от преступников, бллин, – вроде как пыльный такой, тусклый запах безнадёжности.
Слушая, я держал glazzja плотно закрытыми, чтобы не spugnutt наслаждение, которое было куда слаще всякого там Бога, рая, синтемеска и всего прочего...
Дело в том, что в этом svolotshnom мире все идет в счет. Надо учитывать, что всегда одно цепляет и тянет за собой другое.
Каждый убивает то, что любит, как сказал один поэт, сидевший в тюрьме. В этом есть некий элемент наказания.
У этого ублюдка вся форма в говне. Он позорит нашу доблестную дебило-дегенератскую армию. Ну-ка, почистить его.
Что ж, настоящий предводитель умеет выбрать момент, когда пойти на уступки, сделать широкий жест, чтобы умаслить своих подчиненных.
— Не sdohnet, — сказал я. — Sdohnutt можно только один раз. А Тём Sdoh ещё до рождения.
Чтобы выздороветь, нужно переболеть. Очищение через страдание.
В общем, бллин, они ушли. Удалились по своим делам, посвященным, как я себе это представлял, тому, чтобы делать политику и всякий прочий kal, а я лежал на кровати в odi notshestve и полной тишине. В кровать я повалился, едва скинув govnodavy и приспустив галстук, лежал и совершенно не мог себе представить, что у меня теперь будет за zhiznn. В голове проносились всякие разные картины, вспоминались люди, которых я встречал в школе и тюрьме, ситуации, в которых приходилось оказываться, и все складывалось так, что никому на всем bollshom белом свете нельзя верить.
Туда, куда я теперь пойду, бллин, я пойду odi noki, вам туда со мной нельзя. Наступит завтра, расцветут tsvetuotchki, еще раз провернется гадкая voniutshaja земля, опять взойдет луна и звезды, а ваш старый drug Алекс отправится искать себе пару и всякий прочий kal.
Все-таки сволочной этот мир, griazni, podli и voniutshi, бллин.
Так что попрощайтесь со своим junym drugom. А всем остальным в этой истории сотворим салют, сыграв им на губаст самую красноречивую в мире музыку: пыр-дыр-дыр-дыр. И пусть они целуют меня в jamu.
Но ты, о мой сочувственный читатель, вспоминай иногда коротышку Алекса, каким ты его запомнил. Аминь. И всякий прочий kal.
Да, погиб, бллин. Мертв, как собачий kal на дороге.
Нет вашей любимой цитаты из "Энтони Бёрджесс. Заводной апельсин"? Добавить цитату