Какие странные пути выбирает иногда чувство, которое мы зовём любовью...
Каким неуклюжим становится человек, когда он любит по-настоящему! Как быстро слетает с него самоуверенность! И каким одиноким он себе кажется, весь его хвалёный опыт друг рассеивается, как дым, и он чувствует себя таким неуверенным!
— А ведь во время войны все люди дали себе клятву, если останутся в живых, не повторять этой ошибки. Но человек быстро всё забывает.
— И ты тоже всё забыл? — спросила Лилиан.
— Старался изо всех сил. Но мне не совсем удалось.
— Может, я люблю тебя именно поэтому?
— Ты меня не любишь. Если бы ты меня любила, ты не сказала бы мне об этом.
— А может, я тебя люблю потому, что ты не думаешь о будущем?
— Тогда тебе пришлось бы любить всех мужчин в санатории. <...>
— Так почему же я люблю тебя?
— Потому, что я с тобой. И потому, что ты любишь жизнь. А я для тебя безымянная частица жизни. Это опасно.
Не усложняй. Так всегда говорили те олицетворения привлекательности, эгоизма и беспомощности, когда задумывали разбить кому-то сердце. Не усложняй! А они когда-нибудь задумывались, чтобы не усложнять жизнь партнеру? Хотя неизвестно, не было бы хуже, если бы действительно так думали. Не было бы здесь чего-нибудь из той роковой жалости, которая поглаживает тебя, держа в руках крапиву?
— Уход не всегда самый простой, ведь от себя самого не укроешься.
— Это всегда просто, если помнишь, что желание владеть человеком только ограничивает и что нельзя ничего удержать, даже самого себя.
Они приблизились к музыкантам.
— Вы не хотите владеть собственностью? – спросил Левалли.
— Я хочу владеть всем, а потому не владею ничем. Что почти то же самое.
— Разве любовь не является противоположностью правды?
— Нет, — сказала Лилиан, вставая. — Противоположность любви — смерть. Горькие чары любви помогают нам на короткое время забыть о ней. Поэтому каждый, кто хоть немного знаком со смертью, знаком и с любовью. — Лилиан надела платье. — Но и это тоже полуправда. Разве можно быть знакомым со смертью?
— Конечно, нет. Мы знаем только, что она противоположна жизни, а не любви, вот и все, но и это сомнительно.
— Почему вы не возвращаетесь вместе с ним? – раздраженно поинтересовался Клерфэ.
— Хотите избавиться от меня?
Клерфэ взглянул на нее. Лилиан казалась беспомощной, но он знал, что именно беспомощность в женщинах самая грозная, потому что ни одна женщина не беспомощна.
Что со мной происходит? Каким неуклюжим становится человек, когда он любит по-настоящему! Как быстро слетает с него самоуверенность! И каким одиноким он себе кажется; весь его хваленый опыт вдруг рассеивается, как дым, и он чувствует себя таким неуверенным.
Он стремится привязать меня к себе и запереть, и с гордостью называет это браком, заботой, любовью. Он никак не хочет понять, что чувства, которыми он гордится, отталкивают меня.
— Они просто прекрасны, эти женщины, которые не позволяют нам стать полубогами, превращая нас в отцов семей, бюргеров, кормильцев, поймав нас в иллюзию, что сделают из нас богов. Разве они не прекрасны?
— Они прекрасны, Левалли.
— В каждой с рождения сидит вторая Цирцея. Ирония заключается в том, что они сами никогда не поверят в это.
- 1
- 2