Эрих Мария Ремарк. Жизнь взаймы

Всегда найдутся люди, которым хуже тебя.

Некоторые люди уходят слишком поздно, а некоторые — слишком рано, надо уходить вовремя…

Из-за неё я стал на двадцать лет моложе и намного глупее.

— Я хочу сегодня кое-что отпраздновать.
— Что именно?
— Взрыв чувств.

Мужество вовсе не равнозначно отсутствию страха; первое включает в себя сознание опасности, второе — результат неведения.

— Я знаю, что умру, — думала она. — И знаю это лучше тебя, вот в чём дело, вот почему то, что кажется тебе просто хаотическим нагромождением звуков, для меня и плач, и крик, и ликование; вот почему то, что для тебя будни, я воспринимаю как счастье, как дар судьбы.

Зачем нужно, чтобы тебя поняли? Ведь ты уходишь — разве этого недостаточно?

Хольман рассмеялся.
— Какая у тебя мрачная фантазия.
Клерфэ покачал головой:
— Фантазия? У меня мрачный опыт.

Иногда мне хочется совершить самый нелепый поступок. Сделать что-нибудь такое, что разобьет эту стеклянную клетку. Кинуться куда-нибудь, не знаю куда.

Безрассудство ещё не есть храбрость.

В тончайшем вечернем платье, если оно хорошо сидит, нельзя простудиться, зато легко простудиться в том платье, которое раздражает тебя, или же в том, двойник которого ты на этом же вечере видишь на другой женщине.

Должна же быть ещё другая, не знакомая мне жизнь, которая говорит языком книг, картин и музыки, будит во мне тревогу, манит меня…

— Вам уже говорили, что вы очень красивая женщина?
— Да, — сказала Лилиан, вставая. — И притом в значительно менее примитивных выражениях.

Жизни не надо смотреть в лицо, достаточно ощущать её.

Она почувствовала себя так, словно была единственным здоровым человеком среди всех этих людей, которые гниют заживо. Их разговоры были ей непонятны. Все, к чему она относилась безразлично, они считали самым важным. А то, к чему она стремилась, было дли них почему-то табу.

— Любовь без страха и без трудностей.
— Такой не бывает.
— Нет, бывает. Это составная часть той единственной любви, которая вообще имеет смысл, — любви к самому себе.