Эрик-Эмманюэль Шмитт. Распутник

Дурак говорит не то, что он думает, а то, что хочет думать. Он вещает.

— Будем заниматься любовью всю ночь.
— А потом?
— А утром мы предадимся ещё более сладостному занятию...
— Какому же, интересно?
— Мы будем беседовать!

Ах, эти любовные обещания! Так и вижу эту первую клятву, которую дают друг другу два существа из плоти и крови... Все преходяще в них самих и вокруг них, — а они дают друг другу вечные клятвы, полагая свои сердца неподвластными никаким превратностям.

Будь легче, Баронне. Позволь своему разуму пораспутничать, как ему хочется. Засыпай с одной, просыпайся с другой — я имею в виду идеи, — покидай одну ради другой, ухаживай за всеми, не привязываясь ни к одной. Мысли — это женщины, Баронне, ими дышат, за ними бегают, от них хмелеют, а затем желание вдруг делает зигзаг, и мы отправляемся искать в другую сторону. Философия — это случайная связь, её ни в коем случае нельзя принимать за большую любовь. <...> Побольше лёгкости, дружок Баронне, мысль должна быть не тяжелее пера. Разве мужчина когда-нибудь обладает женщиной? Разве человек когда-нибудь владеет истиной?

Вот она, беда молодости: единственное число. Вы убеждены, что на свете есть только одна женщина и только одна мораль.

Я должна нравиться. Этого вам, мужчинам, не понять... Для вас нравиться — это лишь приступочка, чтобы поудобнее забраться в постель, лишь средство добиться своего. Для нас — это уже цель, это победа сама по себе.

Настоящая женщина! Она ушла — и оставила вас с мыслями о ней...

— Я думал, философ — это тот, кто высказывает идеи.
— Совершенно верно. Но при этом у философа столько разных идей...
— Но философ должен остановиться на одной из них и верить в неё.
— Нет, так делает не философ, а дурак.

У вас когда-нибудь кружилась голова от высоты? Вызывает страх не пустота, нет, мы боимся притяжения этой пустоты, боимся внезапного желания прыгнуть.

Вы, мужчины, когда вы раздеты, лжете гораздо меньше.