Дай мне, страннику вымерзшему немного тепла,
обними.
Обними, Мария!
Болят внутренности мои.
Дай прильнуть виском гулким к коленям твоим святым.
Самое верное имя тебе – нежность.
Исцели меня целостностью любви своей.
Ибо ничего у меня нет,
и никогда не будет,
кроме моментов чуда,
когда я к кому-то –
ну хоть к кому-то – испытываю
Я ещё в черной воде решил — этот корабль без меня не отплывает –
где не нытьем, так катаньем –
где не катаньем, так мечом –
ты идешь и выгрызаешь то,
что считаешь важным.
И никто не жаждет на своей шее дегенератов-детей, да все
ждут
себе государя.
А государь не ищет себе одобрения, ибо он один знает, как правильно.
Жизнь – жидкость.
Шумит водой горной.
И каждый день ты абсолютно новый.
Тот я, что стоял на рассвете у помоста дымящегося,
настолько не я, что лежал на нем неделю назад.
Эдди, Гийом больше не призраки даже – тени.
Каждый день ты абсолютно новый,
и чего бы ты ни добился, каждый день ты начинаешь с нуля.
И это – благословение.
«Герхард. Юность»
Смотри, мир!
Вот – господин, государь и боже.
Юный ещё,
расколотый,
но всему время своё.
И каким бы ни был, я – твой.
Я – то единственное, что ты получишь.
И я знаю великолепие своё.
Оргазмируй,
пока бьется по ветру синь души моей.
Стучит барабаном сердце
и светит вам воля
моя.
Как утвердить в себе: мир лишь жидкость
и разливать его так,
как душе ложится?
Я знаю —
я, как Хель, всегда знаю ответ:
с нуля.
Каждый день — это день новый.
Каждый я — это я другой,
строенный мною
с нуля.
Ты полагала, нам форма важна.
И мы только формой, как эти трупы, живем!
А распятие не про Иисуса, дура.
Про целостность.
Про сердце, которое разделяешь.
Про молитву вечернюю, когда воли сковываются в одно
лезвие,
тверже стали.