Генрих Бёлль. Поезд прибывает по расписанию

Еда и питье помогают душе держаться в теле.

Мы живем надеждой.

Человеку всегда есть в чем каяться.

Иной раз слово, сказанное как бы невзначай, приобретает вдруг что-то кабалистическое, оно становится тяжелым и до странности скорым, еще не произнесенное, оно уже спешит где-то там, в неведомых сферах отомкнуть засовы будущего и вернуться назад с пугающей целеустремленностью бумеранга.

Скоро. Скоро. Скоро. Скоро. Когда скоро? Какое страшное слово «скоро»! «Скоро» может быть через секунду, «скоро» может быть и через год. «Скоро» ужасное слово. Это скоро сжимает будущее, делает его ничтожно маленьким, и нет уже ничего определенного, совсем ничего определенного, одна сплошная неизвестность. «Скоро» это ничто и «скоро» — это очень многое.

Партнеры смеются, они играют не из-за денег, а чтобы убить время. Какое трудное, страшное занятие — убивать время, вновь и вновь, словно тяжелым темным мешком отбрасывать назад незримо бегущую за горизонтом секундную стрелку и знать, что она все равно бежит по кругу, неумолимо.

У многих так бывает, что вещь вдруг кажется необыкновенно ценной, если кто-то на нее позарился. Может в следующую минуту ты ее и выбросишь, но в этот миг она кажется тебе ценной и непродажной только от того, что она кому-то понадобилась.

Человек, который уже не ест хлеба — пропащий человек.

Если человек знает, что умрет, он должен собраться с мыслями, покаяться и помолиться, он должен много молиться.

Ничего нельзя делать ради шутки.

Грохот колес так хорошо убаюкивает, гонит прочь все мысли, вытряхивает задумчивость, это равномерное тра-та-та, тра-та-та усыпляет их.

Андреас хочет молиться, он непременно хочет молиться, сперва прочесть все обычные молитвы и еще несколько собственных, а потом он хочет подсчитать, хочет сосчитать всех тех, за кого надо молить Господа, но, думает он, это глупость, всех не перечтешь.

Жизнь прекрасна. Я был неблагодарным, я отрицал, что есть простые человеческие радости.

Радость многое смывает, так же и страдание многое смывает.