Всякий высокий юмор начинается с того, что перестаешь принимать всерьез собственную персону.
Утро зевало уже сквозь окна, свинцовое, окаянное утро дождливого зимнего дня.
Если тебе непременно нужно чье-то разрешение на твое удовольствие, то ты действительно бедняга.
Ты любишь меня сегодня почти так, как это обычно бывает у любящих на прощание, напоследок.
Каждый человек состоит из десятка, из сотни, из тысячи душ.
Повеситься, может быть, трудно, я этого не знаю. Но жить куда, куда труднее.
То, что он вынес в одиночестве, никем не понятый, испытывают сегодня тысячи.
Достаточно пустяка, чтобы ударила молния.