Ги де Мопассан. Жизнь

... когда в разлуке много думаешь о любимых людях, но отвыкаешь ежечасно видеть их, то при встрече ощущаешь некоторую отчужденность до тех пор, пока не скрепятся вновь узы совместной жизни.

Жизнь, что ни говорите, не так хороша, но и не так плоха, как о ней думают.

... и впервые убеждалась, что два человека не могут проникнуть в душу, в затаенные мысли друг друга, что они идут рядом, иногда тесно обнявшись, но отнюдь не сливаясь, и что духовное наше существо скитается одиноким всю жизнь.

Иллюзии свои порой оплакиваешь так же горько, как покойников.

У сердца есть загадки, недоступные разуму.

И она стала мечтать о любви. Любовь! Два года уже нарастал в ней страх приближающейся любви. Теперь ей дана свобода любить, только надо встретить его. Его!
Какой он будет? Этого она не представляла себе и даже не задумывалась над этим. Он будет он, вот и все.
Она знала одно, что будет любить его всем сердцем, а он — обожать ее всеми силами души. В такие вчера, как этот, они пойдут гулять под светящимся пеплом звезд. Они пойдут рука об руку, прижавшись один к другому, слыша биение родного сердца, ощущая теплоту плеч, и любовь их будет сливаться с тихой негой ясной летней ночи, и между ними будет такая близость, что они легко, одной лишь силой чувства, проникнут в сокровеннейшие мысли друг друга.
И это будет длиться без конца, в безмятежности нерушимой любви.

Ничего нет ужасней, когда мы, став стариками, начинаем перетряхивать нашу молодость.

(Ничего нет ужаснее, как на старости лет окунуться в свою молодость.)

Неведомая сила заставляла встречаться их глаза, поднимавшиеся одновременно, словно по приказу какой-то родственной воли; между ними уже возникала та тонкая и неопределённая нежность, которая быстро образуется между молодыми людьми, когда юноша не безобразен, а девушка красива. Они чувствовали себя счастливыми друг возле друга, потому, быть может, что думали один о другом.

Вот чего ей так недоставало — моря, ее великого соседа в течение двадцати пяти лет, моря с его соленым воздухом, его гневными порывами, его рокочущим голосом, его мощным дуновением, моря, которое каждое утро видела из своего окна в Тополях, которым дышала ночью и днем, которое постоянно чувствовала подле себя и, сама того не сознавая, полюбила, как живого человека.

И Жанне казалось, что душа её словно ширится и начинает постигать невидимое, а эти рассеянные среди полей огоньки вдруг вызвали в ней острое ощущение одиночества всех живых существ, которых всё разъединяет, всё разлучает, всё уносит далеко от тех, кого они хотели бы любить.

... два человека никогда не могут проникнуть друг другу в душу, в самую глубь мыслей, что они могут идти всю жизнь рядом, иногда тесно сплетаясь в объятиях, но никогда не сливаясь окончательно, и что нравственное существо каждого из нас остаётся веяно одиноким.

Она целовала некоторые из писем, как целуешь тайком волосы дорогих покойников.

Его великой силой и великой слабостью была доброта, такая доброта, которой не хватало рук, чтобы ласкать, раздавать, обнимать, — доброта творца, беспорядочная и безудержная, подобная какому-то отмертвлению волевого нерва, недостатку энергии, почти пороку.

Печальны были следующие дни, те мрачные дни, когда дом кажется пустым из-за отсутствия близкого существа, исчезнувшего навеки, дни, истерзанные страданиями при каждом взгляде на любой предмет, которым постоянно пользовался умерший. Ежеминутно в сердце возникает какое-нибудь мучительное воспоминание. Вот его кресло, его зонтик, оставшийся в передней, его стакан, не убранный прислугой! И во всех комнатах еще лежат в беспорядке его вещи: ножницы, перчатки, книга, к страницам которой прикасались его отяжелевшие пальцы, множество мелочей, приобретающих болезненное значение, потому что они напоминают тысячу мелких фактов.

И голос его преследует вас; кажется, будто его слышишь; хочется бежать неведомо куда, уйти от наваждений этого дома.

Он стал ей чужим, и путь к его душе и сердцу для неё закрылся. Она часто думала об этом, спрашивая себя, как могло случиться, что после того, как они встретились, полюбили друг друга и женились в порыве страсти, они вдруг оказались совсем чуждыми друг другу, словно никогда не спали рядом.
И почему она не так уж остро страдает от того, что покинута? Или такова жизнь? Или они ошиблись?
Неужели же ей нечего больше ждать от будущего?

Творение таит в себе все зародыши: мысль и жизнь развиваются в нем, как цветы и плоды на деревьях.