Грегори Дэвид Робертс. Шантарам

Когда мы по настоящему любим кого-нибудь, то сначала больше всего боимся, что он разлюбит нас. Но на самом деле нам надо бояться, что МЫ разлюбим его, когда он умрет и оставит нас. Я по-прежнему люблю тебя, Прабакер, люблю всем сердцем. Я не могу подарить тебе мою любовь, но иногда она мешает мне дышать. До сих пор мое сердце погружается иногда в печаль, в которой без тебя нет ни звезд, ни смеха, ни покоя.

— Ты знаешь притчу про скорпиона и лягушку? Про то, как лягушка соглашается перевезти скорпиона через реку, взяв с него обещание не жалить ее?
— Ну да. На середине реки скорпион жалит-таки лягушку, и когда она спрашивает, зачем он это сделал, — ведь теперь они оба погибнут, — он отвечает, пожав плечами: «Уж такое я дерьмо. Против собственной природы не попрёшь».

Наверное, поэтому я так люблю спать... Когда спишь, то не можешь быть по-настоящему печальным.

Люди не теряют веру в любовь и не перестают желать её. Они просто не верят больше в счастливый конец. Они верят в любовь и влюбляются, хотя и знают, что… что любовные истории почти никогда не заканчиваются так же хорошо, как начинались.

Человек не может быть никем, кроме себя самого. Чем больше он хочет походить на кого-то другого, тем меньше от него толку.

Для некоторых мужчин слёзы хуже, чем побои: рыдания ранят их больше, чем башмаки и дубинки. Слёзы идут из сердца, но иные из нас так часто и так долго отрицают его наличие, что когда оно начинает говорить, одно большое горе разрастается в сотню печалей. Мы знаем, что слёзы — естественное и хорошее душевное проявление, что они свидетельство силы, а не слабости. И всё же рыдания вырывают из земли наши спутанные корни; мы рушимся как деревья, когда плачем.

Любовь – улица с односторонним движением. Любовь, как и уважение, — это не то, что ты получаешь, а то, что ты отдаешь.

Я наклонился и посмотрел слева и справа за её спиной.
— Что там такое?
— Я ищу крылья. Ведь вы мой ангел-спаситель.

У храбрости есть любопытная черта, придающая ей особую ценность. Черта эта заключается в том, что гораздо легче быть храбрым, когда надо выручать кого-то другого, чем в тех случаях, когда надо спасать себя самого.

Грусть для меня – это нечто особенное, моя ежедневная медитация, единственное искусство, каким я владею.

Очень глупая ошибка – оставаться наедине с человеком, которого ты любил, хотя и не следовало бы.

Что более характерно для человека – жестокость или способность её стыдиться?

Одна из причин, почему мы так жаждем любви и так отчаянно ищем её, заключается в том, что любовь – единственное лекарство от одиночества, от чувства стыда и печали. Но некоторые чувства так глубоко запрятаны в сердце, что только в полном одиночестве ты и можешь их обнаружить. Некоторые открывающиеся тебе истины о тебе самом настолько болезненны, что, лишь испытывая чувство стыда, ты можешь жить с ним. А некоторые вещи настолько печальны, что только твоя душа может оплакать их.

Мы все пытаемся убить себя по нескольку раз в жизни, и рано или поздно мы преуспеваем в этом.

Люди делятся на тех, кто убивает, чтобы выжить, и тех, кто живет, чтобы убивать. Типы, которым нравится убивать, часто вступают в схватку азартно и ожесточенно, но побеждают обычно те, кто борется за свою жизнь.

И хотя мы были совершенно незнакомы, долгих пять секунд мы стояли глядя друг на друга, а все параллельные миры, все параллельные жизни, которые могли бы существовать, но никогда существовать не будут, крутились вокруг нас.