Харуки Мураками. Охота на овец

Замечательное чувство — садиться в поезд дальнего следования без багажа. Словно, выйдя из дому прогуляться, вдруг попадаешь в искривлённое пространство-время — и оказываешься в кабине пикирующего бомбардировщика. И больше уже нет ничего. Ни визитов к зубному, расписанных на неделю в календаре. Ни проблем, громоздящихся на столе в ожидании твоего прихода. Ни всех этих «общественных отношений», из которых рискуешь не выпутаться до конца жизни. Ни фальшивой приветливости на физиономии для завоевания доверия окружающих... всё это я на какое-то время просто посылаю к чертям. Остаются лишь эти старые теннисные туфли со стоптанными подошвами. Только они — и ничего больше. Уж они-то накрепко приросли к ногам — ошмётки неясных воспоминаний от другом пространстве-времени. Ну да это уже не страшно. Такие воспоминания запросто изгоняются парой банок пива и сэндвичем с ветчиной.

— По-моему, нам с тобой всю жизнь удается поговорить по душам, лишь когда мы оба помираем со скуки.

Даже если ничего на самом деле не меняется, все равно — нельзя позволять себе так думать. Позволишь себе так думать — и уже никогда не сдвинешься с места...

Песенка спета, а призрак мелодии в сердце ещё звучит...

Но, видишь ли, величайший из моих изъянов как раз в том и заключается, что стоит мне выявить в душе какой-нибудь совсем небольшой изъянчик — как тот сразу начинает неудержимо расти.

Брось ты, ей-Богу: не бывает ее, работы от чистого сердца. Нигде ты ее не найдешь. Это все равно, что пытаться дышать от чистого сердца или мочиться от чистого сердца в сортире!

Ты когда-нибудь слышал, как грохочет лавина в горах? Как раз после того, как отгрохочет лавина, и приходит Абсолютная Тишина. Перестаешь понимать, где находишься, — такая она стопроцентная. Просто ОЧЕНЬ тихо...

Дольше живу — и все выше тени невидимых стен у моей тюрьмы...

Что хорошо (и это действительно хорошо!) — в моей нынешней жизни нет ничего, что бы хотелось отрезать и выкинуть. Ощущение великолепное.

Сунув руки в карманы курток, мы бродили по останкам тропы туда и обратно. В мире не было ничего, кроме шороха двух пар обуви по палым листьям да резких выкриков птиц.

... сделать осмысленные выводы из бессмысленной ситуации — вещь в принципе невозможная.

Бывают символические сновидения — и реальная жизнь, которую они символизируют. Или же наоборот: бывает символическая жизнь и сновидения, в которых она реализуется.

Весь мир в принципе — одна сплошная посредственность; ты же представляешь собой посредственность, поскольку являешься частью этого мира.

Любишь жаловаться на жизнь – не фиг детей заводить.

Спать с женщиной: порой я смотрю на это как на нечто большое и серьезное; иногда же, напротив, не вижу в том ничего особенного. Бывает секс как терапия для восстановления сил, а бывает секс от нечего делать. Секс может быть от начала и до конца терапией, как может быть с начала и до конца — от нечего делать. Секс, начавшийся как отменная терапия, вполне может завершиться банальным сексом от нечего делать, равно как и наоборот. Наша половая жизнь — как бы тут лучше выразиться? — в корне отличается от половой жизни китов.
Мы не киты — вот один из главных тезисов моей половой жизни.

Даже про самую скучную жизнь никогда не расскажешь всё полностью.