Харуки Мураками. Слушай песню ветра

... честно все рассказать — чертовски трудно.

— Живых читать никакого проку нет.
— Почему?
— Потому что мертвым почти все можно простить.

Создание текста для меня процесс мучительный. Бывает, что пишешь три дня и три ночи — а написанное потом все истолкуют как-нибудь не так.

— Ты когда-нибудь влюблялся?
— Ага.
— И лицо помнишь?
Я попытался вспомнить лица трех своих девчонок. Удивительное дело — отчетливо не вспоминалось ни одно.
— Нет, — сказал я.
— Странно, правда? Интересно, почему?
— Наверное, так удобнее.

Я решил вести себя так, чтобы наружу выходило не более половины моих сокровенных мыслей.

Между нашими попытками что-то осознать и действительным осознанием лежит глубокая пропасть. Сколь бы длинная линейка у нас ни была, эту глубину нам не промерить.

В пиве что хорошо? Оно все в мочу уходит, без остатка. Как всухую выиграл у кого-нибудь.

Цивилизация есть передача информации. Когда станет нечего выражать и передавать, цивилизация закончится. Щелк! — и выключилась.

Знак почему-то не самый благоприятный. Иисус Христос тоже козерог.

Нам, чтобы жить, надо обо всем думать. От завтрашней погоды – и до размера затычки в ванной.

... написание текста — процесс радостный. Ему гораздо легче придать смысл, чем жизни со всеми ее тяготами.

— ... в конце концов все умрут, — закинул я удочку.
— Да это-то конечно. Все когда-нибудь умрут. Но до этого надо еще полсотни лет жить.
А жить пятьдесят лет, думая — это, вообще говоря, гораздо утомительнее, чем жить пять тысяч лет, ни о чем не думая. Правильно?