Корнелия Функе. Чернильная смерть

Встряхни меня! Ударь меня! Накажи меня! — говорит его взгляд. — Или возьми на руки. Мне страшно.

Змееглава поразила ненависть на бледном лице. Такой силы ненависть следует обычно лишь за одним чувством — любовью.

Ходили слухи, будто Змееглав вдобавок велел выковать своему герольду серебрянное сердце, но Фенолио был убежден, что сердце у Свистуна человеческое. Самые жестокие сердца — живые, из плоти и крови, они знают по опыту, что причиняет наихудшую боль.

Сердце слабо и переменчиво, ему подавай одну любовь, и нет ничего вреднее, чем идти у него на поводу. Повиноваться нужно разуму. Он утешает глупости сердца, смеется над любовью, называет её капризом природы, увядающим быстро, как цветок.

Наверное, любить детей люди учатся у своих родителей. Если это правда, неудивительно, что у дочери Змееглава это плохо получалось.

Змееглав, очевидно, понял, что перед ним родственная душа, почерневшая от мстительности и тщеславия, влюбленная в собственное коварство и полная презрения к тем, кто руководствуется другими побуждениями. Да, Орфей знал свою душу и опасался лишь одного: как бы воспаленные глаза не заметили и того, что он скрывал даже от самого себя: зависти к чужой невинности, тоски по незапятнанному сердцу.

Какое все же страшное оружие — любовь! Есть ли нож острее?