Внезапно его осенило. Она была… настоящая. В ней было то, чего не было в большинстве девчонок. Вокруг было полно вот таких неживых девушек... А в ней была жизнь. И эта самая сумасшедшая и трудно объяснимая искра была не в остром уме, не в прямом взгляде или тонкой талии. Нет. Она заключалась в невероятной искренности, которая прямо выплескивалась наружу из этого создания. В ней было искренним все, начиная от яростно сужающихся глаз, когда она злилась, до пунцовых щек, когда она смущалась. Искренность наполняла ее смех и ее слезы, порывы заботы и озлобленности.
Наступила неловкая пауза. Неловкая, неправильная и тягостная. Пауза, когда людям нечего друг другу сказать. Или же, наоборот, хочется сказать много, но не можешь себе этого позволить. Просто потому, что не знаешь, нужно ли все это. А вдруг это важно только для тебя? Ведь нет ничего хуже, чем навязывать кому-то свое общество, свое мнение, свои переживания.
«Поверь мне». Два таких простых слова. За ними можно броситься в омут.
— Время все расставит на свои места.
— Самое великое заблуждение.
Жизнь продолжала идти своим чередом, так же как и сто лет назад. В стенах старой Школы по-прежнему звучали громкие голоса, смех, плач. Жизнь не замирала ни на минутку. И шумной веселой толпе было невдомек, что вечерами светловолосый юноша сидел на берегу старого озера, глядя не то на старый искореженный корень многовекового дуба, не то куда-то внутрь себя. А в музыкальной гостиной теми же вечерами появлялась юная шестнадцатилетняя девушка, заставляя старый рояль рождать неслыханные доселе мелодии и разносить их по замку в сердцах случайных слушателей. И мало кто замечал в наступивших сумерках, как молодой черный пес стрелой летел от стен замка, чтобы на какой-нибудь поляне упасть без сил от усталости и отчаяния. А еще были два человека. Две попытки обмануть судьбу, выторговав у нее иллюзию счастья.
И над всем этим Время ткало свое полотно, небрежным жестом вплетая в него линии судеб. Чьи-то нити не подходили друг другу по тону, и Время их безжалостно разделяло, дабы сохранить красивый рисунок Жизни, прочно сплетая другие нити с этой же целью. Время выделяло из них ровные, гладкие и простые, чтобы рисунок был красив и правилен, а те, что были слишком сложны и фактурны обрывались и выбрасывались за ненадобностью. И если бы эти несколько подростков смогли увидеть пугающе-великолепный узор, первое что бросилось бы в глаза – нити их Жизней и Судеб поменяли свой цвет. Из них исчез оттенок Надежды, и эта часть рисунка приобрела цвета Покорности, Целеустремленности, Дерзости, Веры и Одиночества. А еще все эти нити оказались… разной длины.
Вот только никому не дано было этого увидеть. И в этом было счастье. Счастье в неведении.
И тогда небо прояснилось. Из-за чернильных туч стали появляться звезды. Сначала робко, неуверенно, а потом все смелее. Белый покров окрасился серебристым светом. Рождественская ночь вступила в свои права. До утра мир будет таким – серебристо-белым, словно чистый лист. А завтра каждый сам раскрасит новый день в свои цвета: Радости, Огорчения, Недоверия, Искренности, Осуждения, Прощения, Счастья, Надежды…
Есть ситуации, в которых человеку никто не нужен. В такие моменты все потенциальные помощники и сочувствующие превращаются в обузу, которая раздражает, злит и делает только хуже.
Твой ребенок будет удивительным созданием. Ты поймешь это, когда впервые увидишь его улыбку, почувствуешь его запах. Ты почувствуешь себя нужной и незаменимой. И неважно, на кого он будет похож внешне. Важно, что в нем будет искра, и он перевернет этот глупый мир с ног на голову. Твой ребенок это сможет, я знаю. Ты будешь гордиться своим сыном или дочерью. И в день его триумфа ты будешь первой, с кем он поделится. Ты нужна ему, а он тебе.
А что мешало остаться? Догнать девушку, поднявшуюся по каменным ступеням, и сказать что-то важное. Что-то, после чего весь мир перевернется. Обида? Гордость? Характер? В семнадцать лет именно эти слова кажутся важными. За максимализмом молодости не понимаешь, что у всех этих проявлений совсем другое имя – «Глупость».
— У каждого сделанного шага есть последствия.
— И у каждого не сделанного тоже.
Нарцисса считала, что время все излечит, поможет забыть синеглазую мечту. Но время, видимо, издевалось. Время отшлифовало и отполировало его образ в сердце до такой степени, что из памяти стерлись все детские обиды, все, что не хотелось помнить. Остался лишь его образ, его запах, его руки, его губы. Время издевалось…
Все вокруг видят лишь то, что хотят видеть. Это аксиома.
Истина, словно озарение, освещает тебя, вырывая душу из темноты, в которую порой пытается загнать её разум. Темнота, сотканная из правильных фраз, разумных поступков, логических решений. И вот однажды становится ясно, что это – лишь отговорки. Это всё ненастоящее и ненужное. А истина – вот она. Совсем рядом, просто порой мы не желаем её замечать.
То, в чём невозможно сознаться даже самому себе, так легко доверить листку пергамента.
Он не был похож на принца на белом коне, не был похож на рыцаря в сияющих доспехах. Да что говорить! Он не дотягивал даже до планки обычного хорошего парня. Хотя как раз обычным-то он и не являлся. Все в нем настораживало, отталкивало и… притягивало неимоверно.
Нет вашей любимой цитаты из "Леди Фиона. Цвет надежды"? Добавить цитату