Лорел Гамильтон. Обсидиановая бабочка

Когда смотришь в эти глаза, понимаешь, что за ними нет никого, с кем можно говорить.

Паранойя у нас одна на двоих.

Если ты не понимаешь потребности в любви или дружбе, как ты можешь быть одиноким?

Есть люди, которым я могла бы доверить свою жизнь, но нет никого другого, кому я доверила бы свою смерть.

— У тебя все так просто получается.
— Трудно только то, что ты делаешь трудным, Анита.

Она любила не существующего реально человека, даже если и опиралась на самую что ни на есть настоящую руку.

Мы никогда не будем вместе ходить по магазинам, никогда не съедим целый пирог. Он никогда не пригласит меня к себе на обед или на барбекю. Мы не будем любовниками. Но был отличный шанс, что один из нас будет последним, кого другой увидит перед смертью. Это не была дружба в том смысле, в каком ее понимают большинство людей, но все же это была дружба.

Я приветливо улыбнулась, а про себя подумала: так тебя растак. Но за последнее время я даже глазами научилась лгать. Это даже как то грустно. Глаза — зеркало души, и если они умеют лгать, значит, в душе поломка. Даже если можно ее починить, все равно поломка.

Когда наступает примирение, то о самом страшном горе рассказываешь без эмоций, так, будто оно стряслось с кем-то другим. Но даже смирившись, можешь поведать о минувшей истории, как об интересном происшествии.

Смех его затих, лицо с очками стало непроницаемым. Мне не надо было видеть его глаза я и так знала, что они холодны и далеки, как зимнее небо.

Уверенность в себе — черта хорошая, самоуверенность — черта плохая.

Донна встала и улыбнулась Эдуарду такой улыбкой, что любой другой растаял бы на месте. Не в сексе было дело, хотя он тоже отражался в этой улыбке. Она излучала тепло, полное доверие, на которое способна лишь настоящая любовь. Такая первая романтическая любовь может прожить недолго, но если она остается — ой-ой-ой! Я знала, что Эдуард, наверное, смотрит на нее такими же глазами, но это было не взаправду. Не от души. Он лгал глазами — искусство, которому я научилась только недавно и слегка жалела, что научилась. Одно дело — знать, как надо врать, но чтобы при этом глаза не говорили, что верить тебе нельзя...

Огни пылали во всех окнах, будто по всем комнатам пробежался, хлопая по выключателям, кто-то, панически боящийся темноты.

Если ты кого-то назовешь другом, это на всю жизнь. Если ты кого то возненавидишь, это навсегда. Если ты скажешь, что кого-то убьешь, ты убьешь.

Думая о ритуальной музыке, люди представляют себе барабаны, у них возникают ассоциации с ритмом сердца, приливами и отливами крови. Но не все ритуалы должны напоминать нам о теле. Некоторые создаются для того, чтобы намекнуть, зачем выполняется ритуал. Всякий ритуал сотворен сердцем во имя божества. Ну, пусть не всякий, а почти всякий. Мы кричим: эй, Бог, посмотри на меня, на нас, мы хотим, чтобы тебе понравилось. Все мы в душе дети и надеемся, что папочке или мамочке понравятся наши подарки. Ну, бывает, правда, что у мамочки с папочкой характер тот еще.

Она засмеялась радостно и громко, как обычно смеются дети, будто весь мир от них сочится радостью. Потом мир учит их смеяться тише, спокойнее — всех, кроме тех, кому очень повезет.