Лорен Вайсбергер — цитаты из книг автора

Пошла она к чёрту. И она, и этот долбаный Париж, и вся эта модная показуха, и нескончаемые игры в «ах, какая я толстая!». К чёрту всех тех, кто с наслаждением листает глянцевые страницы и думает, что за умение создать оптимальную комбинацию из дорогих шмоток и именитых фотографов Миранде Пристли можно простить все её дикие выходки. Да как ей в голову могло прийти, что я хоть в чём-то похожа на неё! К чёрту, к чёрту её — и прежде всего за то, что она права. Чего ради я здесь торчу и позволяю этой не знающей, что такое радость, дьяволице унижать меня, топтать, отравлять моё существование? Уж не для того ли, чтобы когда-нибудь, лет через тридцать, оказаться здесь, на этом самом месте, в обществе секретарши, которая меня ненавидит, и толпы поклонников, которые выражают мне восхищение просто потому, что иначе нельзя?

Да сколько вокруг таких вот Анит? Маленьких девочек, у которых в жизни так мало радостей, что на себя, свою суть и свою значимость они смотрят сквозь призму ценностей «Подиума»? Сколько их — тех, кто преклоняется перед этой женщиной, дирижирующей великолепной симфонией обольщения, — преклоняется, несмотря на то, что она не заслуживает и сотой доли их восхищения? Сколько их, этих девушек, которые и понятия не имеют о том, что объект их преклонения — одинокая, несчастная, жестокосердная женщина; женщина, которая недостойна того, чтобы ей служили юные невинные души?
Мне хотелось плакать из-за Аниты и всех ей подобных, кто тратил столько сил, пытаясь преобразиться в Шалом, Стеллу или Кармен, всех, кто старался польстить ей, произвести на неё впечатление, — а она лишь закатывала глаза, пожимала плечами и выбрасывала их письма, тут же забывая о девушке, которая прислала ей частичку своей души. Но я не плакала — я спрятала листок в ящик стола и поклялась сделать всё, чтобы помочь этой девочке. Её письмо было даже более отчаянным, чем прежние, а вокруг было столько дорогого шмотья, что мне не составит труда подобрать ей что-нибудь приличное на выпускной.

Арт-директор, стареющий блондин с начинающими редеть волосами цвета шампанского, выглядел так, будто посвятил всю свою жизнь соперничеству с Элтоном Джоном: он пользовался подводкой для глаз и носил мокасины из кроличьего меха. Да и кому только интересен «Подиум»: это ведь журнал мод.

Я работаю на компанию, которая понимает «организацию» как постоянную слежку за тем, куда ходит каждый сотрудник, что он предпочитает на обед и сколько минут способен крутить педали велотренажера. Повезло же мне.

Да от одного только его запаха можно прибавить сразу пять кило!

Я посмотрела на свой костюм и очень неудачные туфли и спросила себя, зачем я вообще все это затеяла. Мне не терпелось вернуться на мой диванчик и, прихватив побольше чипсов с сыром и сигарет, проваляться на нем недельки две.

Элисон говорила рассеянно, бесстрастно. Она не показалась мне глупой, просто витала в высотах, доступных лишь посвященным, а может, ей основательно промыли мозги. У меня возникало стойкое ощущение, что я могу сейчас заснуть, начать ковырять в носу или простой уйти — и она даже не заметит.

... Она тогда заставила меня позвонить шеф-повару и отчитать его по телефону — при этом стояла надо мной и говорила, что именно кричать...

Самоуверенность, делавшая его голос таким сексуальным, теперь очень походила на высокомерие; беда только, что от этого он стал звучать еще сексуальнее.

Услышать что-нибудь милое и доброжелательное было бы настолько странно, что лично мне непременно захотелось бы сразу же повесить трубку.

Он очень старался показать, что на самом деле рад за меня. Мы встречались с первого курса, и я успела изучить каждое изменение его интонации, выражения лица и все его жесты. Вот уже несколько недель он работал в муниципальной средней школе в Бронксе и так уставал, что едва мог говорить по вечерам. Хотя его ученикам было всего по девять-десять лет, он был поражен их цинизмом. Ему внушало отвращение и то, как свободно они говорят об «отсосах», и то, что они знают не менее десяти жаргонных названий марихуаны, и то, как они хвалятся тем, что им удавалось украсть, и родственниками, не вылезающими из тюрем строгого режима. «Тюремные эксперты» – так начал называть их Алекс. «Любой из них сумел бы написать книгу о всех преимуществах отсидки в «Синг-Синге» по сравнению с «Райкерз-Айлендом», но не умеет ни читать, ни писать по-английски». Он пытался понять, чем может им помочь.

Счастлива ли я, работая у его жены? Хм. Дайте подумать. Испытывает ли счастье кролик, когда его проглатывает удав?

Лифтер грустно улыбнулся мне и нажал кнопку пентхауса. Он был похож на женщину, которую колотит муж: унылую, целиком покорившуюся своей участи.