Мацуо Монро. Научи меня умирать

Индивидуальность в наши дни воспринимается хуже, чем сексуальная связь со школьницей. Свобода выбирать — привилегия изгоев.

Неизбежность смерти заставляет тебя быть хоть в какой-то степени человеком.

Жизнь – это как билет, понимаешь? Умирать нужно, когда заканчивается действие твоего билета… А она хочет выбросить еще действительный. Только из-за боязни, что он может стать недействительным в неподходящий момент. Это неправильно…

Кто‑то плывет поперек течения. Дело вовсе не в мужестве. Дело в усталости. Настоящая усталость породила больше героев, чем мужество. Я не собираюсь в герои. И не хочу быть отступником. Просто слишком устал быть, как все. Это тяжелый труд. Многие не замечают этого. Многих убивает стремление быть, как все. Понимать это страшно. Не понимать – глупо. Ловушка.

Человек должен сделать три вещи в жизни – не убить, не быть убитым и не сойти с ума.

... В конце концов, я начал думать, что одиночество – это просто болезнь. Врожденная. Вроде детского церебрального паралича. Или порока сердца. Если родился больным, так больным и проживешь. И ни одно светило медицины тебе не поможет. Так что лучше с самого начала смириться. Иначе отчаяние высосет все силы. Я болен одиночеством. Болен неизлечимо. Я легко узнаю таких же людей. У нас одинаковые симптомы. Они не умеют долго хворать и всегда знают, чем можно заняться в плохую погоду.

С тобой ничего не может случиться, пока ты идешь по верному пути. Неприятности происходят лишь тогда, когда ты сворачиваешь с него. Это аксиома.

Боязнь молчания, страх тишины. У современных людей свои фобии. Тишину нужно обязательно заполнить какими-нибудь звуками. Радио, магнитофон, телевизор, болтовня. Все это нужно не для получения информации. Все это нужно, чтобы убить тишину. Мы шумоголики. Без инъекции звука у нас начинается ломка. Когда-то деды могли в полной тишине созерцать цветущую сливу. Теперь мы запятнали честь древнего самурайского рода. Предки из дома Тайра заклеймили бы нас позором. Они были ближе к смерти. Они были ближе к истинному пониманию жизни. Мы не хотим этой близости. Она нам неприятна, как мысль о сексе со старухой. Мы просто болтаем или включаем на полную громкость радио. Это приносит нам успокоение.

Никаких обязательств, никаких продолжений. Два человека спасаются от одиночества осенним вечером. Два человека спасаются от одиночества летним вечером. Два человека спасаются от одиночества зимним вечером. Два человека спасаются от одиночества весенним вечером. Вот и все.

Я посмотрел на неё. Ни капли сексуальности. Хотя и фигура неплохая, и лицо... Тут она подняла голову и перехватила мой взгляд.
— Думаешь, переспать со мной или нет?
Говорит то, что думает. Мне это нравилось всё меньше. Не оставалось ничего другого, как ответить тем же.
— Да.
— Ну и как? Ответ положительный?
— Пока не определился.
— Когда определишься, дай знать. Мне интересно.

По этой теории, я сейчас в твоем лабиринте. Мне надо найти из него выход. Для этого я должен что-то сделать для тебя. Закрыть счета, понимаешь? Сделать то, для чего я был втянут в твой лабиринт. Никто ведь не появляется в жизни другого человека просто так, без всякой цели. Если я пришел к тебе, значит, зачем-то это было нужно.

Необычное, пусть даже и желаемое, очень часто заставляет нас устрично захлопнуть створки … Мы давно превратились в моллюсков. Мы можем быть открытыми, только пока вокруг все спокойно и привычно. Любое отклонение от правил воспринимается как угроза самому существованию.

Скорее всего во всём виновата усталость. Организм изнашивается. Нервы изнашиваются. Я изнашиваюсь. Иногда я напоминаю себе старую затёртую куртку. Всё расползается по швам. Но я пытаюсь сохранить товарный вид. Потому что иначе — свалка. Разница в том, что куртку можно снять. А куда девать себя?

Как-то незаметно я остался совершенно один в этой жизни. Ко мне приходили ненадолго, о чём-то растерянно молчали, а потом уходили навсегда.

Чем больше мы говорим о себе, тем труднее остаться самим собой. Настоящее «Я» растворяется в словах, тает, как туман над рекой Тикуго в рассветный час.
Я не хочу превращать самого себя в тень того фантома, который создается при помощи слов. Так что ограничусь тем, что скажу: я – это я. Я хожу, ем, сплю, думаю и чувствую. Живу так же, как миллионы других людей. Во всяком случае, принципиальных отличий не замечал.