Родилось утро — в белой сорочке румяное утро. Молочными крыльями забилось в окна.
Михаил Андреевич Осоргин - цитаты автора
Михаи́л Андре́евич Осорги́н, настоящая фамилия Ильи́н — русский писатель, журналист, эссеист, один из деятельных и активных масонов русской эмиграции, один из руководителей нескольких русских масонских лож во Франции.
Род деятельности:
писатель
Дата рождения:
19.10.1878
Дата смерти:
27.11.1942 (64)
Есть два подобия целомудренных и страстных объятий: море и раскрытая книга; их оценить может всякий возраст. Но море однообразнее книги и быстрее утомляет; книга держит в объятьях часами, годами, всю жизнь, и любовные выдумки ее безграничны. Прочитанная, она остается в памяти — и снова рождается, опять влекущая и еще раз полная тайны. В море мы плаваем на поверхности — в книгу уходим с головой, и чем глубже, тем слаще и чудеснее.
Чем объяснить такую странную привязанность вещей к человеку, заставляющую их возвращаться, хотя бы им удалось так ловко обмануть его бдительность…
Отрицать, что чайник, этот добродушный комик, — живое существо, может только совершенно нечуткий человек…
Просто и немятежно было тем, кто уже использовал привилегию не жить.
На примере мелких вещиц легче установить полнейшую самостоятельность поступков.
Реалистически мыслящий человек имеет на всё готовый ответ.
Под зданиями дипломатических кладбищ были проложены канализационные трубы, по которым гадкая жидкость текла в центральную клоаку, а оттуда на поля орошения, где росла прекрасная цветная капуста. Таким образом, путем тщательной очистки, чиновная ложь и мерзость на последнем этапе превращалась в красоту храбрости и чистую слезу.
Пояснение к цитате:
о временах революции начала прошлого века
— В сущности, — думал Астафьев, — мне глубоко чужды всякие контрреволюционные мечтания. Я презирал бы народ, если бы он не сделал того, что сделал, — остановился бы на полпути и позволил ученым болтунам остричь Россию под английскую гребенку: парламент, вежливая полиция, причесанная ложь. И все-таки Брикман прав: я враг его и их. Ведь все равно, кто будет душить свободную мысль: невежественная или просвещенная рука, и будет, конечно, душить «во имя свободы» и от имени народа. А впрочем, — все это скучно.
С пулеметным треском катилась волна ненависти, смерти, а то и просто озорства и охальства, и все за свободу, и все за свободу, а в чем свобода? Боятся, стращают — и в ужасе вцепляются друг в друга. Посадить их за один стол, за один горшок щей, — все будут одинаковы, и в мыслях, и в желаниях, и с лица. Почему одни тут, а другие там? Как сами себя отличают? Отличают ли? Почему Иван против Ивана? И на могилах их вырастет одна трава. И солнце светит им одно, и дождик один-единственный всех мочит. Непонятно. А непонятное — смута и грех.