Он мечтал выйти вон из своей жизни, как выходят из квартиры на улицу.
Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем всё разом, впервые и без подготовки. Как если бы актёр играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же её репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, — набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину.
Даже если вы фотографируете кактусы — это ваша жизнь. Если же вы живёте только ради мужа — это не ваша жизнь.
Жизненную драму всегда можно выразить метафорой тяжести.
Как отгадать мгновение, когда страдание уже излишне? Как определить минуту, когда жить уже не имеет смысла?
Пока человеку дозволено было оставаться в Раю, он либо (подобно Иисусу в понятиях Валентина) не испражнялся, либо (что представляется более правдоподобным) испражнения не воспринимались как нечто отвратительное. Тогда, когда Бог изгнал человека из Рая, он дал ему познать отвращение. Человек начал скрывать то, чего стыдится, но, сняв покров, был тотчас ослеплен великим сиянием. Так, вслед за познанием отвращения, он познал и возбуждение. Без говна (в прямом и переносном смысле слова) не было бы сексуальной любви такой, какой мы ее знаем: сопровождаемой сердцебиением и ослеплением рассудка.
Ах, как это ужасно, мы, собственно, заранее мечтаем о смерти тех, кого любим!
Тереза заранее готовилась к смерти пса Каренина, когда он заболел.