Н. А. Арзуманова. И дум высокое стремленье...

И если бы я смела высказать свое мнение о событиях 14 декабря и о возмущении полка Сергея Муравьева, то сказала бы, что все это было несвоевременно; нельзя поднимать знамени свободы, не имея за собой сочувствия ни войска, ни народа, который ничего в том еще не понимает.

В год коронования императора Александра II нас всех вернули, но увы! из 121 члена тайного общества, осталось всего от 12 до 15 человек; остальные умерли или были убиты на Кавказе.

Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через 5 лет, затем я себе говорила, что будет через 10, потом через 15 лет, но после 25 лет я перестала ждать.

Каташа была нетребовательна и всем довольствовалась, хотя выросла в Петербурге, в великолепном доме Лаваля, где ходила по мраморным плитам, принадлежавшим Нерону, приобретенным ее матерью в Риме.

Наши ходили на работу, но так как в окрестностях не было никаких рудников, — настолько плохо было осведомлено наше правительство о топографии России, предполагая, что они есть во всей Сибири, то комендант придумал для них другие работы.

Наши письма вручались открытыми Бурнашеву, отсылались им в канцелярию коменданта, затем шли в канцелярию гражданского губернатора в Иркутске и, наконец, в Петербург в III отделение канцелярии его величества, так что они шли бесконечно долгое время, пока доходили до наших родственников.

Кроме нашей тюрьмы была еще и другая, в которой содержались бегавшие несколько раз и совершавшие грабежи. Их кандалы были гораздо тяжелее и работы труднее. Между ними находился известный разбойник Орлов, герой своего рода. Он никогда не нападал на людей бедных, а только на купцов и, в особенности, на чиновников; он даже доставил себе удовольствие некоторых из них высечь.

Мы с Каташей всегда одевались опрятно, так как не следует никогда ни падать духом, ни распускаться.

Приезд наш принес много пользы заключенным. Не имея разрешения писать, они были лишены известий о своих, а равно и всякой денежной помощи. Мы за них писали, и с той поры они стали получать письма и посылки.

Теперь я жила среди людей, принадлежащих к последнему разряду человечества, а, между тем, мы видели с их стороны лишь знаки уважения.

Если даже смотреть на убеждения декабристов, как на безумие и политический бред, все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников.

Это была деревня, состоящая из одной улицы, окруженная горами, более или менее изрытыми раскопками, которые там производились для добывания свинца, содержащего в себе серебряную руду. Местоположение было бы красиво, если бы не вырубили, на пятьдесят верст кругом, лесов из опасения, чтобы беглые каторжники в них не скрывались;. даже кустарники были вырублены; зимою вид был унылый.

Здешний край богат средствами, чтобы с благодарностью ответить вашим трудам и положенным капиталам.

Сибирь страшна только тем, кто в ней не бывал.

Мужики, которые привыкли в нужде видеть всегдашнюю помощь, привыкают скоро к лени и вам придется им помогать и в самые благоприятные годы.

Скольким обманам подвергаемся мы от людей, кому вздумаем довериться и которые пользуются нашим положением!