Это была не роскошная эмоция, как ревность, восхищение или стремление стать таким же. Это было чувство неполноценности. Это был раздражающий уровень отчаяния в моём собственном я. Это был удручающий уровень разочарованности в себе.
Ты виновен в том, что ты — это ты, в этом твоё преступление, но это же и твоё наказание.
Ты даже не представляешь, как меня всё задолбало. Жизнь, окружающие меня люди, не окружающие меня люди, все эти различные намерения, из которых состоит этот мир, и все те, из которых он не состоит, ты, Микоко-тян, да и, собственно, я сам. Все это лишь сплошная грёбаная головная боль. Если тут кому-то от чего-то и противно, так мне. Жизнь приносит только боль. Я не вижу в этом никакой ценности.
Я прожил детство не так, как надо.
Как бы то ни было, от этого миру не настал конец. Игра продолжилась. Хоть я уже и отстал так сильно, что на победу не было ни малейшего шанса, моя жизнь продолжилась как ни в чем не бывало. Был даже момент, когда я сам подумывал со всем этим покончить, и, по факту, я даже пытался, но, в итоге, не преуспел даже в этом.
На самом деле, быть может, я и наблюдателем то и не был: лишь неудачником. Я был лишь жалким банальным неудачником. И так в какой-то момент я уже больше не мог искать ответы на свои вопросы. Не то чтобы я был пассивен, я просто стал апатичен к вопросам. Ответы не имеют какого-либо значения. Они размыты, двузначны и ненадёжны, да и без них и так хорошо. А точнее, без них даже лучше. Возможность вносить настоящие изменения лучше оставить по-настоящему «избранным» выдающимся индивидам, таким как багровый Величайший Представитель Человечества и Синий Савант, на мне же эта ответственность никогда не лежала.
Банальному неудачнику, или же комичному приспешнику, такое было не по плечу.
— Если ты ненавидишь учёбу, зачем было поступать в институт?
— А, это запретный вопрос. Если ты его задаёшь, то всё, конец. Я о том,… что все ведь такие, верно?
«И зачем мне делать что-то настолько бессмысленное?» — …фраза, относящаяся к того рода вещам, которые мне не хватает смелости сказать.
... Ведь те, кто так легко и свободно выражают своё счастье и довольство, могут так же легко и свободно выразить недовольство и гнев.
Она была настолько прямолинейна в своих эмоциях, что я практически ей завидовал.
Я не шутил или что-то в этом роде, но ничего хорошего не произошло бы, если бы я попытался убедить её, ответив что-то вроде: «Нет, правда. Моя память как ноль, так что в основном она пуста. Я отброс. Иногда я забываю своё имя. Забываю — это ещё ладно, но иногда я помню его неправильно. Ну, в этом случае моя память не равна нулю, она отрицательна. Когда я учился в начальной школе, я подписал тест именем девочки, сидевшей рядом со мной, а затем неправильно ответил на все вопросы, из-за чего она получила ноль, вот насколько я глуп». Я чувствовал, что лучше казаться шутником, чем дураком, поэтому просто сказал «возможно».
— Например, у меня есть одна подруга, которая лишена практически всех основных человеческих эмоций. Она всегда ужасно счастлива, всегда веселится, что бы она ни делала, но лишь потому, что она просто не знает больше никаких эмоций. И в результате она едва ли может понять, почему остальные люди грустят или злятся.
Существует лишь один способ, которым она способна воспринимать мир. Она в принципе не способна отличить рай истинный от рая потерянного.
— И я такой же. Нет, я гораздо хуже. Я не способен понять чужую боль, даже в самой малости. Почему? Потому что я сам не могу адекватно воспринимать своё собственное ощущение «боли» и «страдания». Мысли о смерти ничуть не беспокоят меня. Не то чтобы я хотел умереть, но моё стремление сопротивляться смерти аномально слабо. И всё это приводит к тому, что я озвучил. Есть множество «блоков», которые не дают людям убивать друг друга. Один из наиболее жизненно важных, это мысли в духе «Ооо, это, наверное, больно» или «Приятель, мне жаль этого парня». Разве не так? Всё так. Например, уверен, тебе и раньше доводилось испытывать желание причинить кому-нибудь боль, ведь так? Но ты, скорее всего, не стала тут же выбивать из него дурь и так далее, ведь так?
— Мм. Я никогда раньше никого не била.
— Но готов поспорить, что ты хотела этого, правда?
Она не ответила. И это было самое лучшее подтверждение, что она способна была дать. Но ведь это не преступление. Никто не может прожить свою жизнь, ни разу не испытав неприязни к кому-то, даже если живёт в раю.
— Думаю, на самом деле я говорю о способности испытывать эмпатию.
Ты понимаешь чувства другого человека, ты испытываешь к нему милосердие и поступаешь милосердно. И, конечно же, это не всегда хорошо. Ревность и злоба тоже произрастают из эмпатии. Понимание эмоций других людей. Это и достоинство и недостаток.
— Но давай не будем вдаваться в философские споры о потерях и приобретениях, — продолжил я. — Суть в том, что у меня нет всех этих «блоков». Я, в принципе, не въезжаю в чужие эмоции. В результате, я вынужден сдерживать себя. А это невероятно мучительно. Это даже не забавно. Но, каким-то чудом, мне удаётся сдерживать собственных демонов.
Несколько дерзко продолжать жить, скрывая такого монстра внутри себя.
— И-кун…
— Сейчас я в любой момент могу достигнуть своего предела. И поэтому я не могу простить убийцу. Как я могу это сделать? Само существование убийц отвратительно. Мерзко. Я всем сердцем ненавижу всех убийц. Всеми силами души. Думаю, я хотел раздавить бы их всех.
— …
— Просто шучу, я совсем так не думаю, — сказал я.