Ольга Брилёва. По ту сторону рассвета

Она сама за себя выберет, не беспокойся. Но не надейся, что выбирать она станет и за тебя.

Если вы считаете, что слово — это что-то вроде дорожного плаща, который выбрасывают, когда он становится слишком грязен и изорван, значит, и ваши клятвы верности ничего не стоят.

Есть пути, по которым не пройти в одиночку или армией — только вдвоем.

Тогда, в сокровищнице, тебя вело сильное чувство. Это путь простой — и опасный. Любовь привела тебя в Дориат — но подумай, куда привела бы ненависть?

От ненависти близко к любви, ближе, чем от безразличия.

Люди продадут свободу за обещание счастья.

Кто светел — тот и во Тьме останется светлым.

Мертвый враг — это всего лишь мертвый враг, а живой и правильно использованный — подобен дыханию чумы в лагере противника.

Своих границ не знает никто. Чужих — тем паче.

Справедливость превыше всего, но милосердие превыше справедливости.

Ты говоришь, что боишься заглядывать к себе в сердце, ибо там водятся оборотни? Я тоже боюсь. Но все же заглядываю в самые потайные уголки, нахожу своих оборотней и уничтожаю их. Ибо никто за меня этого не сделает, как и за тебя.

— Так ты, Менельдур, полагаешь, что человек или эльф способен летать как птица? — спросил Берен.
— О, нет. Это было бы невозможно, да и просто глупо. Я думаю, что человек или эльф должны летать как человек или эльф.
— Это как? — заломил бровь Берен. — Я, к примеру, один раз летал как человек. Это было недолго и под конец больно, а если бы не сугроб внизу, я бы вообще вам об этом не рассказывал.

Да, это была честная попытка — но она провалилась. Если ты шел над пропастью и сорвался — то какая разница, на последнем шаге или нет?

Я не великодушен и не храбр. Просто за тебя я боюсь больше, чем за себя, а за себя я боюсь очень сильно.

— Ты знаешь, как в раковине рождается жемчужина?
— Нет...
— Туда, в середину, попадает песчинка. У моллюска нет рук, чтобы вытащить чужеродное тело — а песчинка раздражает; моллюску больно, и он начинает обволакивать ее своим перламутром: слой за слоем, слой за слоем... Моллюск не думает, что творит красоту — он просто жаждет избавиться от непрестанно саднящей боли.