Ольга Громыко. Верные враги

Шелена, а давай я тебя поцелую, а? Исключительно из уважения, как своего лучшего врага!

— М-да, только эльфы могли написать на дверце сейфа: «Секретные документы», — Верес без колебаний продемонстрировал, что только люди могли тут же подергать за ручку, дабы проверить, не обманывают ли их.

— Неужели вы бросите слабую женщину на растерзание вурдалакам? — Я поставила сумки на землю, огляделась и, убедившись, что нас никто не видит, перелезла через плетень и за концы комлей поочередно отвела бревна в сторону, освобождая проход.
— Да, вурдалаков в самом деле надо пожалеть, — серьезно согласился Верес.

— Время? Место?! Колдун, тебе мозги, а не кости лечить надо! Ты, между прочим, не в королевском дворце за пятью оградами отлеживался, а у оборотня в логове концы отдавал!
— Я это и имею в виду, — спокойно подтвердил Верес. — Если уж хуже быть не может, значит, можно смело надеяться на лучшее! Дай еще один пирожок, а?

Нет, это какой-то кошмар! Кто из нас больший идиот-оборотень, предложивший помощь магу, или маг, так рьяно ею воспользовавшийся?!

Он не удивился и не испугался. Видно, считал, что хуже быть уже не может. Наивный. Разубеждать его я пока не стала.

Белория вообще именовалась «Братской державой» — то есть если и пакостила, то исподтишка и не признаваясь.

— ... И помните: молчание — серебро!
— А золото тогда что? — удивилась я.
— Вообще никуда не ходить. Оно надежнее.

Путаешь мужество с тявканьем из-за угла. А месть — с глупым, бездарным и бесцельным мелким шкодничеством. Учись играть по взрослым правилам, щенок.

... Как ты прекрасно знаешь, дракон – существо огнедышащее. А конопля в жаркий летний денек очень даже охотно горит. Так что когда мы, глупо хихикая, уже под вечер в обнимку выбрались из дыма, кто из нас дракон, кто рыцарь, а кто его лошадь, вспоминалось с большим трудом. По-моему, мы с ним даже поклялись друг другу в вечной дружбе и страшно вспомнить о чем еще, ибо наутро проснулись на постоялом дворе в одной постели.

Менестрель, слагающий песню о великой битве по рассказам очевидцев, подобен живописцу, рисующему море с утиного пруда за окном. Для тех, кто только пруд и видел, оно, может, и сойдет. Но те, кто завтра будут штурмовать стены, высекать искры из мечей, натягивать луки и подставлять щиты стрелам, проливая свою и чужую кровь, выставят меня на посмешище. И будут совершенно правы.

Ты прав, Мрак. Ты недостоин, и это лучшая отговорка. Никто не посмеет тебя переубеждать, ибо эта тема не подлежит обсуждению. Никто не сможет обвинить тебя в трусости, потому что ты уже вроде как сам себя обвиняешь, и добавить к этому нечего. Что ж, гхыр с тобой, поищем достойного. Эй! Достойные! Ау! А что, если никто не откликнется, а, Мрак? Покивают друг на друга, зажмурят глаза и, затаив дыхание, будут ждать Великого Героя, который совершит искомый подвиг одной левой. А когда откроют, вокруг окажется выжженная земля, запах падали и кружащее в небе воронье. Потому что кто-то менее достойный точно так же понадеялся на них...

Тихие задумчивые озера с поволокой вечернего тумана, кристальные окошки родников, утоляющие жажду ценой ломоты в зубах, инеистые глыбы льда, задорно журчащие ручьи, а при необходимости — взмученный яростью поток, сметающий всё на своем пути. Вода уступчива и снисходительна, однако не стоит обольщаться. Она может принять любую форму, но удержать ее в горстях ты не сумеешь, как не старайся. Как и удержаться на плаву, если ты — топор. Хороший такой топор, мрачно подумала я, увесистый, прям гномья секира на стальной ручке. Даже не булькнет. Будешь потом ракам справки предъявлять о гидродинамически рассчитанной форме лезвия и облегченном сплаве...

Дурачок, если не хочешь себя выдать — дыши как можно ровнее и громче. Тишина настораживает куда больше.