Оноре де Бальзак. Шагреневая кожа

Любовь — как ветер: мы не знаем, откуда он дует.

Только бедный молодой человек знает, сколько страсть требует расходов на кареты, перчатки, платье, белье и так далее. Когда любовь слишком долго остается платонической, она становится разорительной.

Для них грош никогда не стоит миллиона, но миллион представляется им грошом.

Женщины в силе какого-то особого склада ума, обычно видят в человеке талантливом только его недостатки, а в дураке — только его достоинства; к достоинствам дурака они питают большую симпатию, ибо те льстят их собственным недостаткам, тогда как счастье, которое им может дать человек одаренный, стоящий выше их, не возмещает им его несовершенства. Все они смотрят на своих любовников как на средство для удовлетворения собственного тщеславия. Самих себя — вот кого они любят в нас!

Апоплексия — это пистолетный выстрел без промаха.

— Послушать Вас, я — дурак?!
— Напротив, это потому, что вы меня не слушаете!

Увы, на прихоти у нас всегда найдутся деньги, мы скупимся только на затраты полезные и необходимые. Танцовщицам мы бросаем золото без счета — и торгуемся с рабочим, которого ждет голодная семья.

Для больного мир начинается у изголовья постели и кончается у его ног.

Счастье поглощает наши силы, несчастье уничтожает наши добродетели.

— Слушайте, господа!... способ убить своего дядюшку, тсс! (Слушайте, слушайте!). Возьмите сначала дядюшку, толстого и жирного, по крайней мере семидесятилетнего, — это лучший сорт дядюшек. (Всеобщее оживление). Накормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки...
— Ну, у меня дядя длинный, сухопарый, скупой и воздержанный.
— О, такие дядюшки — чудовища, злоупотребляющие долголетием!

Теперь все ваши желания будут исполняться в точности, но за счет вашей жизни.

Сто су заплатил бы я математику, который при помощи алгебраического уравнения доказал бы мне существование ада.

Послушай, — сказал он, — как все молодые люди, я тоже когда-то думал о самоубийстве. Кто из нас к тридцати годам не убивал себя два-три раза?

Есть что-то великое и ужасное в самоубийстве. Для большинства людей падение не страшно, как для детей, которые падают с такой малой высоты, что не ушибаются, но когда разбился великий человек, то это значит, что он упал с большой высоты, что он поднялся до небес и узрел некий недоступный рай.

У каждой женщины найдется любовник, о котором можно поплакать, только не все имели счастье, как ты, потерять его на эшафоте.

Я нахожу счастье в своём одиночестве, — к чему же менять свою свободу, если хотите, эгоистическую, на жизнь рабыни? Брак — таинство, в котором мы приобщается только к огорчениям.