Да был ли в моей жизни хоть один день, пусть даже безмерно наполненный и счастливый от присутствия дорогих мне людей или человека либо из-за моего всеобъемлющего и экспансивного приятия жизни, чтобы я не мечтал об одиночестве, чтобы я не исхитрился вкусить от него хотя бы несколько минут, неважно где — в уборной, в телефонной кабинке, в ванной комнате, где оставался на секунду-другую дольше, чем прилично общественному животному. Да, одиночество — путь к самоубийству, во всяком случае, путь к смерти. Разумеется, одиночество дает возможность в большей степени, чем любые другие условия, наслаждаться миром и жизнью; в одиночестве можно получить гораздо более полное наслаждение цветком, деревом, животными, облаком, проходящими вдали людьми или женщиной, и тем не менее это наклонная плоскость, по которой ты катишься, удаляясь от мира.
В мире всего четыре великих нации: русская, американская, английская, китайская. При том, что китайская — великая скорее в будущем, чем в настоящем, а английская — скорее в прошлом, чем в будущем.
Да, люди вроде Готье, Уайльда, Мопассана, Флобера — бунтари и в то же самое время конформисты. Они хотят быть понятыми публикой, критиками, хотят стать классиками. Поэтому пишут ясно, правильно. И этот литературный конформизм, являющийся конформизмом социальным, изрядно смазывает эффект их бунтарства. <...>
Те же, что были спасены, были спасены по случайности: Рембо молодостью (но если бы он вернулся с деньгами из Абиссинии... читая его письма отгуда, иногда вздрагиваешь), Лотреамон — молодостью (и он еще успел написать Предисловие к «Стихотворениям»), Нерваль — безумием, Паскаль — смертью (если бы у него хватило времени привести в порядок свои черновики, мы получили бы холодный трактат без всяких озарений.)
В глубине сердца, в глубине души я глубоко удовлетворён тем, что происходит. Я всегда верил в худшее, в абсолютный упадок Европы и мира. Инстинктивно я всегда был на стороне Апокалипсиса.
Я умру с верой в «Бхагават Гиту» и «Заратустру»: в них моя истина, мое кредо. Вера самая чистая и индетерминированная, бесконечная вера в лоне скептицизма и безразличия. Вера в невыразимое, в нечто по ту сторону Бытия и Небытия. Убежденность, что в мгновение вечности, в Великий Полдень действие и созерцание суть одно и то же.