В конце концов, к крайнему огорчению проповедников, выбор бога — это личное дело каждого, и каждый поступает в соответствии со своими внутренними законами морали. Проповедник может хитрить и принуждать других выполнять предписанные обязательства, но ни одно разумное существо не станет искренне следовать навязанным приказам придуманного бога, если эти приказы идут вразрез с его собственными принципами.
Видишь ли, большей частью страдания лживы. Чаще всего это самовнушение. Мы (во всяком случае те, кто не лжёт себе) всегда судим себя по более суровым законам, чем нас судили бы другие. Наверное, это проклятие, но, может быть, и благо, это уж как посмотреть <…>. Воспринимай это как благо, друг мой, как некий внутренний голос, который заставляет тебя стремиться к недосягаемым высотам.
Жестокость мира вызывает страшные угрызения совести, но, к счастью, это страдание проходит, и, уж конечно, о нём не следует вспоминать во время битвы.
Боги <…> многочисленны и многолики, а может быть, это просто разные имена и образы, обозначающие одно и то же существо.
Я не знаю, да и не хочу знать, какое.
У людей, <…> обладающих совестью, нравственные страдания перевешивают любую внешнюю угрозу.
Чувство вины похоже на обоюдоострый меч. С одной стороны, оно восстанавливает справедливость, подчиняя принципам морали тех, кто уважает их. <…>
Но существует и другая точка зрения. Совесть не всегда подвластна голосу разума. Чувство вины — это бремя, которое накладывает личность сама на себя, и не всегда справедливо.
Но что же я за друг, если не могу помочь тебе справиться с твоими несчастьями, потому что ничего о них не знаю? Либо я твой друг, либо нет. Решать тебе, но если ты не считаешь меня другом, тогда я не вижу причин проводить вместе с тобой такие чудесные ночи, как эта. Расскажи мне все, Дриззт, или уходи из моего дома!